В развитых капиталистических государствах Запада социальные и политические конфликты концентрируются около более либо менее четко очерченных главных полюсов, каковые в сфере идеологии условно возможно обозначить как консерватизм, либерализм, социал-демократизм. Условно, по причине того, что любой из этих полюсов, в центре примыкающих друг к другу, имеет собственный левый, умеренный сегменты и правый. Одновременно с этим существуют социально-политические силы, ориентирующиеся на левый и правый варианты радикализма либо, в противном случае говоря, выступающие в пользу выхода за пределы господствующей политической совокупности. Но все же было бы ошибочно представить дело так, словно бы тут существуют четко разграниченные, фронтально противостоящие друг против друга социально-политические силы и отражающие их интересы идеологические течения, между которыми как бы пролегает непреодолимая стенки.
Дело в том, что во всех основных партиях индустриально развитых государств имеется некое сочетание социал-демократических, либеральных и консервативных элементов. С данной точки зрения прав теоретик германского консерватизма К. Биденкопф, утверждая, что на данный момент политическую действительность ФРГ (добавим от себя — и большинства других государств Запада) отличает собственного рода непросматриваемость, нетранспарентность — отсутствие четкой картины, в то время, когда для каждого явления находится собственная ниша в публично-политической структуре. В чем сущность явления?
В истории индустриально развитых государств существовала более либо менее тесная корреляция между характером голосования разных групп избирателей и их социально-классовым положением. В большинстве случаев, неимущие слои населения голосовали за партии левой ориентации, а более высокодоходные слои — за консервативные и правые партии. В Соединенных Штатах это были, соответственно, реформистская демократическая и республиканская партия консервативной ориентации. В Западной Европе дело обстояло пара сложнее, но все же рабочий класс и неимущие слои населения склонялись к социал-демократическим и вторым левым партиям, а представители состоятельных слоев — к либеральным и консервативным партиям. Причем вплоть до конца 60-х гг. низкодоходные слои более положительно, чем высокодоходные слои, оценивали национальное вмешательство в программы и экономику социальной помощи.
В последние два десятилетия заметные трансформации наблюдаются и в Соединенных Штатах, и в государствах Западной Европы. Нарушается корреляция между голосованием избирателей за ту ли иную партию и их принадлежностью к определенной социальной группе. Понижается часть рабочих в социал-демократических партиях. Растущее число низкодоходных слоев населения голосует за партии либеральной и консервативной ориентации, а представители средних слоев — за социал-демократические и другие левые партии. Это со всей очевидностью продемонстрировали результаты выборов последних лет в ряде государств Западной Европы и США, где большую часть электората консервативных партий составили представители профсоюзов, включая и светло синий воротнички. У многих партий отмечается тенденция ориентирования не просто на традиционно собственные, четко очерченные группы избирателей, а на неоднородный по собственному составу электорат, на что претендуют и другие партии. В следствии большая часть больших политических партий, среди них и социал-демократических, по сути дела, прекратили быть сугубо классовыми и превратились, по их собственному определению, в так именуемые народные партии, либо партии для всех, претендующие на представительство всего общества.
В данной связи Р. Дарендорф не без оснований отмечал, что применительно к таким партиям, как СДПГ, СДП, ХДС/ХСС и др., понятия левая и правая стали относительными. Первыми с претензией на статус народной выступили христианско-демократические партии. Первоначально эти партии появились как реакция против секуляризации наиболее значимых сторон публичной судьбе и отделения церкви от страны. Но по окончании второй мировой в их программах не акцентируется вопрос о вероисповедании. Так, к примеру, в программе Австрийской народной партии, принятой в 1972 г., говорится, что она не связывает себя с каким бы то ни было вероисповеданием либо церковным университетом. Об этом же говорят начальники ХДС в Германии. Как отмечал, к примеру, сегодняшний канцлер от данной партии Г. Коль, народный темперамент ХДС подтверждается тем фактом, что в ней в органическом единстве объединились христианско-социальные, консервативные и либеральные силы страны.
Народными провозгласили себя многие социалистические и социал-демократические партии. Одной из первых это сделала социал-демократическая партия Германии. По окончании принятия Годесбергской программы в 1959 г., в которой был зафиксирован отказ от идеи и марксизма классовой борьбы, СДПГ превратилась из организации в основном рабочего класса в партию средних и рабочих слоев. На данный момент особенно силен в ней вес технической интеллигенции, представителей предпринимательских кругов, молодежи. По-видимому, республиканская и демократическая партии США, в отличие от многих европейских партий, сначала действовали как партии для всех. По собственному социальному составу обе они являются конгломератами разнородных, обычно противоборствующих между собой социально-политических группировок. Причем состав, соотношение разных компонентов в социальной базе двух партий в любой конкретный исторический период значительно изменялись в зависимости от социально-экономических и публично-политических факторов.
Концепция народной партии вынуждает все партии как левой, так и правой ориентации сформулировать собственные позиции по множеству разнообразных вопросов, дабы завлекать на собственную сторону новые группы избирателей методом включения в программу соответствующих требований. Это вносит дополнительный элемент в наметившуюся неустойчивость и неопределённость социальной базы и итогов выборов. Имеет место тенденция к повышению фрагментации партийных совокупностей, расширению спектра партийно-политических альтернатив, возрастанию влияния новых социальных экологических партий и движений, каковые в совокупности создают тяжёлые неприятности для укоренившихся партий. Отмечается тенденция к возрастанию колебаний идейно-политических позиций и партийно-политических предпочтений больших контингентов избирателей. Для них стали свойственны достаточно резкие переходы от одних партий к вторым, с либеральных на правоконсервативные позиции, и напротив. Это говорит об повышении автономии избирателей по отношению к партиям.
Одним из показателей таковой автономии стал неуклонный рост числа избирателей, именующих себя свободными или голосующих за кандидата не собственной, а соперничающей партии. Это выражается, например, в повышении числа избирателей, голосующих не за собственную, а за соперничающую партию. Согласно данным бессчётных опросов публичного мнения, в Соединенных Штатах в течении всего послевоенного периода в количественном отношении демократы существенно преобладали над республиканцами. Но однако в течение трех последних десятилетий кандидаты в президенты от демократической партии были неспособны победить большая часть президентских избирательных кампаний. Это особенно примечательно, в случае если учесть тот факт, что за исключением двух маленьких периодов демократам удалось удержать контроль над конгрессом в собственных руках с 1932 г. В других индустриально развитых государствах подобные тенденции проявляются в оттоке избирателей, к примеру, от социал-демократов к консервативным либо движениям и альтернативным партиям, и напротив. Согласно данным последовательности изучений, и тут ослабевает приверженность избирателей большим классическим партиям.
Сомнения в способности партий решать стоящие перед обществом неприятности порождает феномен так именуемого негативного голосования, другими словами голосования не за того, кому нужно оказать помощь, а против того, кто отвергается. Так, согласно точки зрения многих наблюдателей, ключевую роль с позиций результатов выборов президента в Соединенных Штатах в 1980 г. сыграл негативный фактор, другими словами желание избавиться от Дж. Картера. По данным анкетирования публичного мнения, совершённому работой Янкеловича незадолго до выборов, 43% избирателей объявили, что, отдавая собственные голоса за Рейгана, они практически голосуют не за Рейгана, а против Картера. В 80-х гг. данный феномен особенно четко проявился в европейских государствах, где правящие партии вынуждены были уступить место у власти оппозиционным партиям обычно не в силу трансформации партийно-политических предпочтений избирателей, а в следствии негативного отношения к партиям, стоящим у кормила власти.
При всем том значение этих тенденций не нужно преувеличивать. Анализ настоящего положения вещей говорит о том, что политические партии до тех пор пока что сохраняют серьёзное значение в качестве основных инструментов реализации политических функций, в особенности в качестве центрального элемента избирательного процесса. Не смотря на то, что их влияние и власть и уменьшились, было бы преждевременно делать вывод о драматическом развале партий, потому, что оттекание от них избирателей выступает до тех пор пока как наметившаяся тенденция. направляться учесть, что во второй половине 70 — начале 80-х гг. в Греции, Португалии и Испании в ходе перехода от авторитарных режимов к буржуазно-парламентским режимам как раз партии стали одним из самые активных университетов, содействовавших утверждению новых политических совокупностей. В Российской Федерации же многие трудности посттоталитарного периода порождены именно отсутствием более либо менее институционализировавшихся здоровых партий.
История и тенденции политических партий — Илья Локшин
