Ночь перед рождеством

Николай Васильевич Гоголь

Последний сутки перед Рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь наступила. Посмотрели звезды. Месяц величаво поднялся на небо посветить всему миру и добрым людям, дабы всем было радостно колядовать и славить Христа[1]. Морозило посильнее, чем с утра; но так было негромко, что скрып мороза под сапогом слышался за полверсты. Еще ни одна масса людей парубков не показывалась под окнами хат; месяц один лишь заглядывал в них украдкою, как бы вызывая принаряживавшихся девушек выбежать скорее на скрыпучий снег. Тут через трубу одной хаты клубами повалился дым и отправился тучею по небу, и вместе с дымом встала колдунья верхом на метле.

Если бы сейчас проезжал сорочинский заседатель на тройке обывательских лошадей, в шапке с барашковым околышком, сделанной по манеру уланскому, в светло синий тулупе, подбитом тёмными смушками, с дьявольски сплетенною плетью, которою имеет он обыкновение подгонять собственного ямщика, то он бы правильно приметил ее, по причине того, что от сорочинского заседателя ни одна колдунья на свете не ускользнет. Он знает наперечет, сколько у каждой бабы свинья мечет поросенков и какое количество в сундуке лежит полотна и что именно из хозяйства и своего платья заложит хороший человек в воскресный сутки в шинке. Но сорочинский заседатель не проезжал, да и какое ему дело до чужих, у него собственная волость. А колдунья, в это же время, встала так высоко, что одним лишь тёмным пятнышком мелькала вверху. Но где ни показывалось пятнышко, в том месте звезды, одна за другою, пропадали на небе. Не так долго осталось ждать колдунья собрала их полный рукав. Три либо четыре еще сверкали. Внезапно, иначе, показалось второе пятнышко, увеличилось, начало растягиваться, и уже было не пятнышко. Близорукий, хотя бы надел на шнобель, вместо очков, колеса с комиссаровой брички, и тогда бы не выявил, что это такое. Спереди совсем немец[2]: узинькая, постоянно крутившаяся и нюхавшая все, что ни попадалось, мордочка, оканчивалась, как и у отечественных свиней, кругленьким пятачком; ноги были так узки, что если бы такие имел на данный момент голова, то он переломал бы их в первом козачке. Но позади он был настоящий губернский стряпчий в мундире, по причине того, что у него висел хвост, таковой острый и долгий, как теперешние мундирные фалды; лишь разве по козлиной бороде под мордой, по маленьким рожкам, торчавшим на голове, и что целый был не белее трубочиста, возможно было додуматься, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто линия, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам хороших людей. на следующий день же, с первыми колоколами к заутрене, побежит он изо всех сил, поджавши хвост, в собственную пещеру. В это же время линия крался медлено к месяцу, и уже протянул было руку, схватить его; но внезапно отдернул ее назад, как бы обжегшись, пососал пальцы, заболтал ногою и забежал иначе, и опять отскочил и отдернул руку. Но ж, не обращая внимания на все неудачи, умный линия не покинул собственных проказ. Подбежавши, внезапно схватил он обеими руками месяц, кривляясь и дуя перекидывал его из одной руки в другую, как мужик, дотянувшийся без всякого оружия пламя для собственной люльки; наконец, быстро запрятал в карман и, как словно бы ни в чем ни бывал, побежал потом. В Диканьке никто не слышал, как линия похитил месяц. Действительно, волостной писарь, выходя на четвереньках из шинка, видел, что месяц, ни с этого, ни с того, танцевал на небе, и уверял с божбою в том все село; но миряне качали головами а также подымали его на хохот. Но какая же была обстоятельство решиться линии на такое преступное дело? А вот какая: он знал, что богатый козак Чуб приглашен дьяком на кутю, где будут: голова; приехавший из архиерейской певческой родич дьяка, в светло синий сюртуке, бравший самого низкого баса; козак Свербыгуз и еще кое-кто; где, не считая кути, будет варенуха, перегонная на шафран водка и большое количество всякого съестного. А в это же время его дочка, красивая женщина на всем селе, останется дома, а к дочке возможно придет кузнец, детина и силач хоть куда, что линии был неприятнее проповедей отца Кондрата. В досужее от дел время кузнец занимался малеванием и был наиболее известным художником во всем околодке. Сам, еще тогда здравствовавший сотник Л…ко вызывал его специально в Полтаву выкрасить досчатый забор около его дома. Все миски, из которых диканьские козаки хлебали борщ, были размалеваны кузнецом. Кузнец был богобоязливый человек и писал довольно часто образа святых, и сейчас еще возможно отыскать в Т… церкве его Евангелиста Луку. Но торжеством его искусства была одна картина, намалеванная на стене церковной в правом притворе, в которой изобразил он святого Петра в сутки Ужасного суда, с ключами в руках, изгонявшего из ада злого духа: испуганный линия метался во все стороны, предчувствуя собственную погибель, а арестанты прежде безбожники били и гоняли его кнутами, поленами и всем, чем ни попало. В то время, в то время, когда художник трудился над этою картиною и писал ее на громадной древесной доске, линия всеми силами старался мешать ему: толкал невидимо под руку, подымал из горнила в кузнице золу и обсыпал ею картину; но, не обращая внимания на все, работа была кончена, доска внесена в церковь и вделана в стенке притвора, и с той поры линия поклялся мстить кузнецу. Одна лишь ночь оставалась ему шататься на белом свете; но и в эту ночь он выискивал чем-нибудь выместить на кузнеце собственную злобу. И для этого решился похитить месяц, в той надежде, что ветхий Чуб ленив и не легок на подъем, к дьяку же от избы не так близко: дорога шла по-за селом, мимо мельниц, мимо кладбища, огибала овраг. Еще при месячной ночи водка и варенуха, настоенная на шафран, имела возможность бы заманить Чуба; но в такую темноту вряд ли бы удалось кому стащить его с печки и позвать из хаты. А кузнец, что был с покон веков не в ладах с ним, при нем ни за что не отважится идти к дочке, не обращая внимания на собственную силу. Таким-то образом, когда линия запрятал в карман собственный месяц, внезапно в мире сделалось так мрачно, что не всякой бы отыскал дорогу к шинку, не только к дьяку. Колдунья, заметив себя внезапно в темноте, вскрикнула. Тут линия, подъехавши небольшим бесом, подхватил ее под руку и пустился нашептывать на ухо то самое, что обыкновенно нашептывают всему женскому роду. Чудно устроено на отечественном свете! Все, что ни живет в нем, все силится перенимать и передразнивать один другого. Прежде, бывало, в Миргороде один судья да городничий хаживали зимою в крытых сукном тулупах, а все небольшое чиновничество носило легко нагольные; сейчас же и заседатель, и подкоморий отсмалили себе новые шубы из решетиловских смушек с суконною покрышкою. волостной писарь и Канцелярист, третьего году, забрали синей китайки по шести гривен аршин. Пономарь сделал себе нанковые на лето жилет и шаровары из полосатого гаруса. Словом, все лезет в люди! В то время, когда эти люди не будут суетны! Возможно побиться об заклад, что многим покажется страно видеть черта, пустившегося и себе В том же направлении. Досаднее всего то, что он правильно мнит себя красавцем, в это же время как фигура — посмотреть совестно. Рожа, как говорит Фома Григорьевич, мерзость мерзостью, но ж и он сооружает амурные куры! Но на небе и под небом так сделалось мрачно, что ничего запрещено уже было видеть, что происходило потом между ними.

Ночь перед Рождеством

Похожие статьи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Adblock
detector