Не смотря на то, что современное мастерство дает нам множество примеров неявного влияния философии вздора, в работах Ницше она обнаруживается совсем очевидно: необходимо только суметь различить ее. Ницшеанский нигилизм — это тот самый корень, из которого выросло все дерево вздора. И в случае если Ницше воображает нам саму философию вздора, то о непредвиденных им ужасных последствиях даёт предупреждение нас его старший современник Достоевский: Ницше был слеп к свету Христовой правды, которая одна способна противостоять абсурдному мировоззрению. Достоевский и Ницше, жившие на рубеже двух миров — умирающего разумного мира Христовой правды, и нового, безумного мира, где данной правде места нет — дают читателю фактически все ключи к пониманию абсурдного.
Откровение вздора по окончании долгого скрытого созревания прорвалось наружу в двух часто цитируемых афоризмах Ницше: Всевышний погиб, т. е. вера в Всевышнего погибла в отечественных сердцах, и истины нет, т. е. мы отказались от богооткровенной истины, на которой когда-то была воздвигнута европейская цивилизация, отказались вследствие того что утратили доверие к ней. Оба утверждения совсем честны, применительно к тому, во что со времен Ницше превратилось большинство христиан. Это относится к атеистам и сатанистам, открыто и с удовольствием заявляющих о отвержении истины и своём безверии; в равной мере относится это и к весам простых людей, попросту потерявших свойство к восприятию духовного мира, в чем бы эта потеря не выражалась — в безразличии ли к духовной действительности, в столь простой сейчас распущенности и душевной растерянности, либо же в той либо другой форме псевдо-религии, которая только маскирует растерянность и безразличие. А также на тех, кто, оставаясь в меньшинстве и неуклонно убывая в численности, исповедуют веру и внутренне, и наружно, для кого мир другой более настоящ, нежели мир этот — кроме того на них пала тень данной смерти Всевышнего, затмив и исказив окружающее.
Ницше в Воле к власти дает лаконичное определение нигилизма:
Что означает нигилизм? — Что наибольшие сокровища теряют цену.
Что цели нет. Что нет ответа на вопрос ‘Из-за чего?’.
Другими словами, все ставится под сомнение. Превосходное постоянство, с которым Отцы Церкви, святые, да и все действительно верующие поверяют у Всевышнего все происходящее в них либо вовне, усматривают в Нем смысл и начало всякой вещи, видят во всем Его волю — это вера и постоянство, соединявшая некогда человека, общество и всю землю, утеряны нами, и в случае если прежде мы умели отыскать ответ на отечественные вопросы у Самого Всевышнего, то сейчас они остаются для большинства из нас без ответа.
Очевидно, кроме христианства существуют иные выражения порядка и всеобщего смысла, и иные формы их распада, кроме идеологии и нигилизма вздора. Эти учения утверждают либо, соответственно, отрицают смысл жизни, но только в известных границах. К примеру, последователю классической индийской либо китайской философии в какой-то мере открыта внутренний мир и истина, из нее происходящий, — но не вся истина, и не тот мир Божий превосходяй всяк ум, плод одной только полной истины. Отступающий от данной частичного мира и относительной истины теряет очень многое, но еще не все, как отступник христианин. Потому-то и царит невиданная прежде растерянность в отечественном сердце, что мы отошли от истины и закона, открытых нам всецело в самом Христе. Лишь Всевышний христианской веры имеется в один момент все вся любовь и могущество; лишь Он завещает нам бессмертие Собственной любовью, и, во выполнение завета, своим могуществом уготовляет нам Царство , где мы можем быть с Ним, в образе Божием, по воскресении из мертвых. И столь недоступен данный Его завет и Бог земному отечественному пониманию, что веривший в Него и отвергнувший Его уже не может более верить ни во что мало-мальски важное. Мир, утративший для того чтобы Всевышнего, и человек, потерявший такую надежду, на взгляд претерпевших подобное разочарование, в действительности в полной мере абсурдны.
Две фразы — Всевышний погиб и истины нет — означают в точности одно да и то же; это откровения об безотносительной абсурдности мира, в центре которого вместо Всевышнего выяснилось ничто. И именно тут, при основании идеологии вздора, всего яснее видна его зависимость от отвергаемого им христианства. Христианское учение о creatio ex nihilo — о сотворении Всевышним вселенной не из Себя Самого, не из какой-то прежде существовавшей материи, а из ничего — вызывает, пожалуй, громаднейший протест у сторонних критиков. Проповедники же вздора неосознанно свидетельствуют в пользу этого учения, выворачивая его наизнанку и пародируя его, пробуя по существу аннигилировать сотворенный мир, вернуть его в то самое состояние небытия, откуда его некогда воззвал Всевышний. Об этом говорит их тезис о пустоте в центре всех вещей, и подразумеваемая ими в той либо другой мере идея, что нам и отечественному миру лучше бы вовсе не существовать. Но самая чёткую форму эта попытка аннигиляции, эта Пропасть в самом сердце идиологии вздора, принимает в воздухе абсурдного мастерства.
Те, кого возможно назвать легко атеистами, — Хэмингуэй, Камю, и многие живописцы, каковые не видят дальше никчемности людской судьбе в отечественном сегодняшнем ее понимании, не стремятся дальше некоего стоицизма, готовности принять неизбежное, — говорят нам о пустоте через эмоцию скуки, тоски, не смотря на то, что и тяжелой, но все же переносимой, и по большому счету через чувство, что ничего не имеет возможности произойти. Но имеется и второй тип мастерства вздора, в котором нам раскрывается значительно больше: тут к эмоции пустоты добавляются элементы неизвестного, ожидания какого-либо кошмара, ощущения, что в мире вздора, где ничего не имеет возможности произойти, одновременно с этим все вероятно. В этом мастерстве реальность делается кошмаром, и мир преобразовывается в далекую планету, где блуждают люди, не столь неисправимые, сколь растерянные, не уверенные ни в том, где они находятся, ни что их ожидает, ни кто они такие — ни в чем, не считая Божьего небытия. Таков необычный мир Кафки, Ионеско, в пара меньшей мере — Беккета, некоторых авангардистских фильмов, как Прошедший год в Мариенбаде, электронной и другой экспериментальной музыки, сюрреализма во всех его проявлениях, и самой скульптуры и современной живописи, — особенно религиозного содержания — где люди представляются созданиями нечеловеческой либо демонической природы, показавшимися на свет из неизвестной пропасти. Таков же, нужно сообщить, был и мир Гитлера, чье царство представляет собой самое идеальное политическое воплощение идеологии вздора.
Данный необычный мир имеется не что иное, как осязаемая смерть Всевышнего. Необходимо подчеркнуть, что Ницше, в первый раз заявляя (устами безумца в Весёлой мудрости) о смерти Всевышнего, обрисовывает и саму воздух аналогичного мастерства вздора:
Мы убили его(Всевышнего), вы и я! Мы все его убийцы! Но как мы это сделали? Как сумели мы выпить море? Кто дал нам губку, чтобы стереть горизонт? Что мы сделали, в то время, когда Почва оторвалась от Солнца? Куда она спешит сейчас? Куда спешим мы? Прочь ото всех Солнц? Не мечемся ли мы без финиша? Взад-вперед, туда-сюда, во все стороны? Имеется ли еще верх и низ? Не блуждаем ли мы в нескончаемом небытии? Не дышит ли на нас пустота? Не делается ли все холоднее? Не сгущается ли ночь, все чернее и чернее?
Такова, в действительности, картина абсурдного мира, мира, где нет ни верха, ни низа, ни хороша, ни зла, ни правды, ни лжи, по причине того, что нет больше общепринятой совокупности отсчета.
ФИЛОСОФИЯ — Ницше
