Не зная броду, не суйся в воду

Только позднее я начал осознавать, в чем заключались неприятности. Часть их была связана с отсутствием настоящих знаний об американской школе, и с национальными, культурными и языковыми различиями между американскими и русскими учениками.

Самая очевидная неприятность, конечно же, языковая. Как я уже упоминал, в первые дни ровным счетом ничего не осознавал из того, что говорят ученики. Их язык очень резко отличается от официального английского, на котором говорят учителя-американцы. И в случае если я разбирал то, что говорили мои коллеги на разных собраниях и вводных тренингах в школе, то детей не осознавал совсем. Во-первых, их обращение — это целый сленг. Вспомните, все ли вам ясно из того, что говорят отечественные дети? Во-вторых, многие мои студенты говорят с особым произношением. Любой тёмный, в случае если захочет, может сообщить «по-английски» так, что кроме того белый американец его не осознает. В принципе, они смогут сказать и на в полной мере обычном британском. Но тот язык, на котором общаются между собой, совсем особый. В базу положены британские слова, но их произношение только отдаленно напоминает британскую обращение. Передача эмоций и смысла осуществляется в основном интонациями, тембром голоса, и частотой звука. Словарный же комплект громадной роли не играется. Вот на таком собственном языке они всегда стремятся заговорить и с преподавателем.

Так вот, как, вы думаете, обязан ощущать себя преподаватель, к которому обращаются ученики, а он не осознаёт вопроса? Частенько они просто спрашивают разрешения что-нибудь сделать: сходить в туалет, поточить карандаш, забрать какой-нибудь предмет, пересесть к второму ученику и т. д. В первые дни суть вопросов мне был непонятен, и передо мной стояла задача — дать добро либо нет. Разрешать все запрещено. Запретить все — также. не забываю, что в начале, пока я не обучился распознавать суть вопроса, разрешал и запрещал через раз.

Еще я мучился по причине того, что не имел возможности подобающим образом пожурить за нехорошее поведение. Сначала ученики никак не реагировали на мои замечания, и я не имел возможности осознать — из-за чего. Оказалось, что для общения со студентами существует особый язык: фразы и конкретные слова применяемые только в классе. Их нереально отыскать ни в каких учебниках и словарях английского, однако, эти и лишь эти фразеологические выражения употребляются преподавателями. Но что самое основное, эти фразы весьма четко улавливаются и понимаются учениками. Они привыкли их слышать с самого первого класса. Та же идея, сообщённая иначе говоря не оказывает на них никакого действия. Причем серьёзны кроме того не только сами слова, сколько интонация, с которой эта фраза сообщена. Дабы было понятнее, о чем идет обращение, представьте себе, что вместо привычного Сидеть! вы рассказываете собаке: Шарик, я тебя прошу, будь умницей и не сходи со собственного места. Не следует рассчитывать, что Шарик вас послушает.

В то время, когда я начал использовать услышанные мною от вторых преподавателей привычные для учеников фразы, их реакция на мои замечания разительно изменилась.

Но главные мои неприятности были связаны отнюдь не с языком. Худо-бедно дети начинали меня осознавать, и я сам понимал их с каждым днем все лучше и лучше. Главная трудность была в том, что мы не знали, как руководить этими детьми. Нам никто не поведал и не показывал этого, не обращая внимания на все отечественные настойчивые просьбы. Все мои русские сотрудника испытывали стресс и одинаковый шок, включая тех, кто замечательно знал британский. Отечественный российский педагогический опыт полностью не срабатывал в американских условиях. Более того, я увидел, что чем богаче был российский опыт, тем тяжелее приходилось моим сотрудникам. Так, к примеру, Лариса Евгеньевна — заслуженный педагог с двадцатилетним стажем, плакала чуть ли не каждый день.

Отечественная беда была в том, что мы ничего не знали о том, что такое американская школа. Я и мои сотрудники пробовали функционировать, опираясь на российский опыт, на отечественные понятия о том, что прекрасно и что не хорошо. Мы питались применить к ученикам знакомые нам российские методы действия, каковые, как выяснялось, совсем не срабатывали. не забываю, я несколько раз в качестве наказания вынудил собственных студентов подняться и находиться, как это делается в Российской Федерации. Ученик наряду с этим послушно поднимался и с большим удивлением наблюдал на меня. В один момент на происходящее с интересом взирал целый класс, пробуя додуматься, такое преподаватель задумал. Все дело в том, что такая мера наказания не используется в американской школе. Исходя из этого дети кроме того и не осознавали, что это я их так наказываю. И без того было фактически со всем, что я предпринимал.

Сложность была и в том, что любой мой класс складывался из тёмных и мексиканцев: приблизительно добрая половина на половину. Белых учеников было трое на все мои шесть классов!

К тому же пять из шести моих классов были девятые, (возраст отечественного восьмого). Думаю, русские преподаватели меня осознают. Стиль поведения тёмных детей этого возраста — по большому счету предмет для отдельной книги. Они весьма активны физически и без того подвижны, что просто не могут ни 60 секунд сидеть нормально. Дабы как-то подвигатся, они тянут руку, просят, к примеру, разрешения поточить карандаш (американские студенты практически не пишут ручками, предпочитая им простые карандаши). Исходя из этого в каждом классе имеется стационарные точилки, к каким они смогут подойти и поточить собственный карандаш. Так вот, ученик идет к точилке, точит карандаш секунд тридцать, пока не сточит половину, и на обратном пути, проходя между партами, успевает сотворить неимоверное количество перемещений: толкнуть сидящего, отобрать листок бумаги, подкинуть листок бумаги, стащить карандаш и т. д. Причем делает он это так скоро и искусно, что кроме того дух захватывает. Затем его достаточно минут на пять, и он опять начинает ерзать.

И таких учеников в классе чуть ли не треть. Они всегда вскакивают, прохаживаются по классу, что-то выкрикивают. Кроме того сидя за партой, находятся в постоянном перемещении. Ни о каком чтении книжки не может быть и речи. Они значительно комфортнее чувствовали бы себя в другом месте, но правительство сделала вывод, что дети должны сидеть за партами. В следствии в школе комфортно они себя чувствуют лишь в спортзале и на перемене, а на остальных уроках .

плавающая нива 2121 либо не зная броду не суйся в воду) река Белая

Похожие статьи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Adblock
detector