ПОЛКОВНИК ДРЕМАЛ НЕСПОКОЙНЫМ алкоголическим сном, а я лежал на нижней полке на пояснице, мои губы покалывало, я ощущал себя так, словно бы тот поцелуй еще не закончился. Мы бы, наверное, проспали уроки, если бы в 08:00 нас не разбудил Орел, трижды позвонив в звонок. До тех пор пока я переворачивался на бок, он открыл дверь, и в помещение хлынул утренний свет.
— Всем собраться в спортзале. — Я взглянуть на него, сощурившись: слепящее солнце было прямо у него за спиной, так что лица я разглядеть не имел возможности. — на данный момент же, — добавил Орел. И я все осознал. Нам крышка. Нас поймали. Через чур много было разослано писем с отчетами. И через чур много выпито за через чур маленький период времени. Для чего было днем ранее продолжать? Внезапно опять возвратилось чувство ее прикосновения, запах вина, сигарет, бальзама для Аляски и губ. Я задумался: она сделала это вследствие того что напилась? «Лишь не выгоняйте меня, — взмолился я. — Не нужно, пожалуйста. Мы лишь начали целоваться».
И как будто бы отвечая моим мольбам, Орел добавил:
— Проблем у вас не будет. Легко поскорее соберитесь в спортзале.
Сверху заворочался Полковник.
— Что произошло?
— Что-то страшное, — сообщил Орел и закрыл за собой дверь.
Подняв с пола джинсы, Полковник поведал:
— Так уже было несколько лет назад. В то время, когда скончалась супруга Хайда. А сейчас, возможно, сам Старик. Бедолага, его дни вправду были уже сочтены. — Он поднял взор на меня — его красные глаза были чуть немного открыты, он зевнул.
— У тебя, наверное, маленькое похмелье, — увидел я.
Полковник закрыл глаза.
— Да? Значит, я прекрасно притворяюсь, Толстячок. Похмелье в действительности ужасное.
— Я с Аляской целовался.
— Ну да. Я не так напился. Идем.
И мы направились к спортзалу. Я нарядился в мешковатые джинсы, толстовку натянул прямо на обнажённое тело, а на голове была актуальная лохматость — я не расчесываться. Все преподаватели ходили по общагам и созывали нас в спортзал. Среди них не было лишь доктора Хайда. Я вообразил, что он лежит дома мертвый, поразмыслил, весьма интересно, кто его отыскал, как по большому счету кто-то выяснил, что он не придет, еще перед тем, как начались уроки.
— Я не вижу Хайда, — сказал я Полковнику.
— Бедолага.
В то время, когда мы пришли, спортзал уже был наполовину забит. В центре баскетбольной площадки, поближе к трибунам, поставили кафедру. Я уселся во втором последовательности, а Полковник — прямо передо мной. Мои мысли раздваивались — мне было безрадостно из-за Хайда и жутко волнительно из-за Аляски, я вспоминал ее губы крупным планом, в то время, когда она тихо сказала: «Продолжим позже?»
Мне и подозрений никаких таких в голову не закралось — кроме того в то время, когда в зал вошел Хайд, медлительно, малюсенькими шажками, двигаясь в отечественную сторону.
Я похлопал Полковника по плечу и сообщил:
— Вон Хайд.
— Линия.
— Из-за чего?
— Аляска где?
— Нет, — ответил я.
— Толстячок, она тут либо нет? — задал вопрос он. И тогда мы оба поднялись и принялись осматривать трибуны.
Орел поднялся на подиум и задал вопрос:
— Все собрались?
— Нет, — ответил я. — Аляски нет.
Орел опустил глаза.
— А остальные все?
— Аляски нет!
— светло, Майлз. Благодарю.
— Без Аляски нельзя начинать.
Орел взглянуть на меня. Он беззвучно плакал. По его щекам, подбородку катились слезы, падая на вельветовые штаны. Он уставился на меня, но не своим фирменным Роковым Взором. Он довольно часто моргал, слезы лились, и смотрелся он, боже ж ты мой, таким жалким.
— Господин, прошу вас, — опять сообщил я, — давайте подождем Аляску. — Я ощущал, что все наблюдают на нас, пробуя понять то, что я уже осознал, но поверить еще не имел возможности.
Орел опять опустил взор и прикусил нижнюю губу.
— Ночью Аляска попала в аварию. — Слезы полились еще посильнее. — Она погибла. Ее больше нет.
На миг целый зал смолк, тут ни при каких обстоятельствах не было так негромко, кроме того перед тем, как Полковник отпускал коронную шутку по поводу баскетболиста у штрафной. Я уставился на его затылок. Легко тупо таращился на его частые волосы. Такая тишина воцарилась, что было слышно, как другие затаили дыхание, это был вакуум ста девяноста задыхающихся школьников.
И я поразмыслил: «Это я виноват».
И я поразмыслил: «Мне плохо».
И я поразмыслил: «Меня на данный момент оторвёт».
На следующий сутки. 1983. The Day After.
