Большая часть ученых признает, что мыши наделены эмоциями, но я подозреваю, что большая часть исследователей не очень заморачиваются проблемами этичности собственной работы. И все же нет-нет да и случится что-то, заставляющее человека поднять голову и осмотреться. Для меня таким случаем стала встреча с инопланетянином.
Это случилось в один дождливый сутки, в то время, когда мои пятилетние дочери-близняшки заскучали и принялись ныть. Дабы унять их, я съездил в ближайший видеопрокат и забрал в том месте спилберговского «Инопланетянина» — фильм, снятый в первой половине 80-ых годов XX века и говорящий о инопланетянине , волею случая закинутом в один из городков Калифорнии. Я сделал вывод, что фильм в полной мере займет девочек на несколько часов, а я смогу поработать над статьей, посвященной опытам над змеями, каковые я именно закончил. Дочери мгновенно прилипли к экрану — и я вместе с ними. Я так и не смог заняться статьей и просмотрел фильм вместе с дочерьми, не зная еще, что он поменяет мое отношение к применению животных в научных целях.
Сюжет вам точно известен. Солидную часть времени инопланетянин Ит — существо с громадными светящимся сердцем и щенячьими глазами — путешествует по Южной Калифорнии со своим новым другом, мальчиком по имени Эллиот. В конце фильма есть мама Ита и забирает собственный непутевое чадо к себе. В финальной сцене Эллиот тянется к Иту и требует: «Останься!» Ит с сожалением качает собственной жутенькой головой, заглядывает Эллиоту в глаза и хрипло каркает: «Идем со мной!» Но, увы, оба они знают, что это нереально. Ит поднимается в собственную летающую тарелочку и отправляется в продолжительный путь к себе, на планету Зорк, а Эллиот смахивает слезу. Я и сам прослезился.
Фильм никак не шел у меня из головы. Тем вечером за ужином я сочинил другую концовку и опробовал ее на Кэти и Бетси. А что, если бы фильм оканчивался по-второму, задал вопрос я? Ит предлагает Эллиоту полететь на собственную родную планет) совместно, но тут Эллиот, как и было в фильме, отказывается. Но Ита таковой ответ не устраивает. Он с рычанием хватает Эллиота за руку и втаскивает брыкающегося и кричащего мальчика в корабль. Шлюз захлопывается, и фильм оканчивается под крик Эллиота «Мама, спаси меня!», а космический корабль исчезает в глубинах космоса.
Я растолковал дочерям, что Эллиота похитили не просто так — в действительности на планете Зорк бушует смертоносная эпидемия. Ученые уже придумали лекарство, а люди, существа не такие умные, как зоркиане, достаточно схожи с ними биологически, и потому на них комфортно это лекарство испытывать. Так что в действительности Ит был в Калифорнии как раз после этого, дабы собрать людей для этих наиболее значимых изучений.
«И как по-твоему, Бетси, — возможно, дабы Ит ставил над Эллиотом болезненные испытания и, возможно, этим спас миллионы зоркиан?»
«Ты что, отец! Запрещено!»
«Но так как зоркиане же куда умнее людей. Вот Ит, к примеру, сделал из мусора космический телефон. И у него были сверхспособности, каких у людей не бывает. У него кроме того засохшие цветы расцветали».
Тут вмешалась Кэти:
«А все равно! Все равно неправильно, дабы Ит сажал Эллиота в клетку и ставил над ним какие-то дурные опыты!»
Но я не испытывал столь непоколебимой уверенности. Идея об Эллиоте, что вместе с чужепланетными животными сидит в клетке и ежедневно приобретает укол экспериментального лекарства, которое может спасти суперумпиков-зоркиан, была мне так же неприятна, как и моим дочерям. Но я был исследователем, я занимался животными, и потому у меня была неприятность, которой не было у моих дочерей. Фильм вынудил меня осознать, что, оправдывая испытания над животными, а также мои личные испытания, мы исходим прежде всего из того, что существо с более большим мозгом в праве ставить испытания над вторыми существами, у которых умственный потенциал меньше. Следовательно, Ит имел полное право похитить Эллиота и забрать его на Зорк.
У философов имеется собственная, подобная данной, задача, поднимающая все те же самые вопросы. Именуется она «аргументом предельных случаев». Мы используем животных в изучениях позже); что вычисляем, словно бы бы у живых существ, не относящихся к людям, отсутствует последовательность свойств, имеющихся у людей, — к примеру, сложные чувства, либо абстрактное мышление, либо свойство к языкам. Но как тогда быть с людьми, каковые также не имеют этих свойств? Ежегодно в мире рождаются тысячи детей с серьёзными болезнями мозга. Эти дети ни при каких обстоятельствах не смогут сообщить хотя бы одно предложение, ни при каких обстоятельствах не зададутся вопросом о морально-этическом статусе мыши. Как это ни безрадосно, но видятся люди, которым на большом растоянии до среднего шимпанзе, а иные по умственному формированию не дотягивают кроме того до мыши. Я не могу найти этический ограничитель, что был бы достаточно узок, дабы исключить всех нелюдей, достаточно широк, дабы включить всех людей, и наряду с этим был бы основан на чертях, которые связаны с этикой, — к примеру, засчитывал бы свойство ощущать боль, но не засчитывал бы принадлежность к двуногим.
Не лучше ли испытывать лекарство на младенце с анэнцефалией, появившемся без коры головного мозга, на слепом, глухом, неспособном испытывать боль младенце, чем на совсем здоровой мышке? Нутром чую, что ставить испытания на тяжелобольных людях для спасения животных запрещено. Но в то время, когда я задал данный вопрос философу Робу Бассу, тот написал в ответ: «А мое нутро подсказывает иное. Мне очевидно, что лучше ставить испытания на анэнцефалах, каковые не имеют сознания, чем причинять страдания мышкам». И мои студенты также довольно часто со мной не соглашались. Они предлагали спасти мышей и проводить биомедицинские испытания на приговоренных к смертной казни преступниках. Неоднозначная это вещь — моральная интуиция.
Цикл фильмов
