Предлог к крестовому походу против большевистского «аморализма» подали столичные процессы. Но поход открылся не сходу. Дело в том, что в большинстве собственном моралисты, прямо либо косвенно, состояли приятелями Кремля. В качестве таковых они продолжительно пробовали скрыть собственный удивление а также делали вид, словно бы ничего особого не случилось.
В это же время столичные процессы отнюдь не явились случайностью. Раболепство, лицемерие, официальный культ лжи, подкуп и все другие виды коррупции начали пышно расцветать в Москве уж с 1924—1925 гг. Будущие судебные подлоги открыто подготавливались на глазах всей земли. В предупреждениях недочёта не было. Но «приятели» не желали ничего подмечать. Не мудрено: большая часть этих господ в свое время непримиримо враждебных Октябрьской революции, примирялось с Советским Альянсом только по мере его термидорианского перерождения: мелкобуржуазная народовластие Запада выясняла в мелкобуржуазной бюрократии Востока родственную душу.
Вправду ли эти люди верили столичным обвинениям? Верили только самые тупые. Остальные не желали себя тревожить проверкой. Стоит ли нарушать лестную, эргономичную и, часто, удачную дружбу с советскими консульствами? К тому же — о, они не забывали и об этом! — неосторожная правда может причинить ущерб престижу СССР. Эти люди закрывали правонарушения утилитарными мыслями, т. е. открыто использовали принцип «цель оправдывает средства».
Инициативу нахальства взял на себя королевский советник Притт, что успел в Москве вовремя посмотреть под хитон сталинской Фемиды и отыскал в том месте все в полном порядке. Ромен Роллан, нравственный авторитет которого высоко расценивается бухгалтерами советского издательства, поспешил выступить с одним из собственных манифестов, где меланхолический лиризм сочетается с сенильным цинизмом. Французская Лига прав человека, громившая «аморализм Троцкого и Ленина» в 1917 г., в то время, когда они порвали армейский альянс с Францией, поспешила прикрыть преступления Сталина в 1936 г., в интересах франко-советского соглашения. Патриотическая цель оправдывает, как мы знаем, всякие средства. «Nation» и «New Republic» закрывали глаза на подвиги Ягоды, потому что «дружба» с СССР стала залогом их собственного авторитета. Нет, всего лишь год тому назад эти господа вовсе не говорили, что троцкизм и сталинизм — одно да и то же. Они открыто стояли за Сталина, за его реализм, за его юстицию и за его Ягоду. На данной позиции они держались так продолжительно, как имели возможность.
До момента казни Тухачевского, Якира и др. большая буржуазия демократических государств, не без наслаждения, хоть и прикрытого брезгливостью, замечала истребление революционеров в СССР. В этом смысли «Nation» и «New Republic», не говоря уж о Дуранти, Луи Фишере и им аналогичных девушках легкого поведения пера, шли всецело навстречу заинтересованностям «демократического» империализма. Казнь генералов встревожила буржуазию, вынудив ее осознать, что на большом растоянии зашедшее разложение сталинского аппарата может уменьшить работу Гитлеру, Микадо и Муссолини. «Нью-Йорк Тайме» начал с опаской, но упорно поправлять собственного собственного Дуранти. Парижский «Тан» чуть-чуть немного открыл столбцы для освещения настоящего положения в СССР. Что касается мелкобуржуазных сикофантов и моралистов, то они ни при каких обстоятельствах не были чем-либо иным, как подголосками капиталистических классов. К тому же по окончании того, как Рабочая группа Джона Дьюи вынесла собственный вердикт, для всякого мало-мальски мыслящего человека стало ясно, что предстоящая открытая защита ГПУ свидетельствует риск политической и моральной смерти. Лишь с этого момента «приятели» решили извлечь на свет божий вечные истины морали, т. е. занять вторую линию траншей.
Не последнее место среди моралистов занимают перепуганные сталинцы либо полусталинцы. Юджин Лайонс в течение нескольких лет превосходно уживался с термидорианской кликой, считая себя почти-болыпевиком. Отшатнувшись от Кремля — предлог для нас равнодушен,— он, разумеется, срочно же оказался на тучах идеализма. Листон Оок еще нев далеком прошлом пользовался таким доверием Коминтерна, что ему поручено было управление республиканской пропагандой в Испании на английском. Это не помешало ему, очевидно, отказавшись от должности, отказаться и от азбуки марксизма. Невозвращенец Вальтер Кривицкий, порвав с ГПУ, сходу перешел к буржуазной народовластию. По-видимому, такова же видоизменение и старого Шарля Раппопорта. Выкинув за борт собственный сталинизм, люди для того чтобы типа — их большое количество — не смогут не искать в аргументах абстрактной морали компенсацию за пережитое ими разочарование либо идейное унижение. Спросите их: из-за чего из последовательностей Коминтерна и ГПУ они перешли в лагерь буржуазии? Ответ готов: «троцкизм не лучше сталинизма».
Конфлікт між детективом НАБУ та свекрухою Корчак: подробиці
