До тех пор пока я жил среди домашних коров, меня вычисляли одичалой коровой и
наказывали двойными коровьими карами, как если бы я был упрямой коровой. На
ночь нас закрывали в скотном дворе, дабы коровам не удалось разбежаться, но
коровы-то не люди, а домашний скот и к тому же значительно посильнее людей, и они
бодали меня под бока либо лягали костяными копытами, так что я довольно часто падал на
почву, думая, что меня обязательно убьют либо, еще хуже, реализуют мяснику и он
забьет меня как корову на мясо. А коровы копытили меня и лягали, дабы я
поступал ло коровьим обычаям. Они ни при каких обстоятельствах не уставали жевать к тому же и мычали
ужасными голосами, а вдруг ночью начинался ливень, то им это было в особенное
развлечение, и они от эйфории взбрыкивали на месте либо скакали взад-вперед
по двору, по причине того, что он был огороженный, но без крыши.
А утром пастух из Скотоводческих духов выгонял нас всех на дикое
пастбище, и коровы в тот же час же по нему разбредались и жадно жевали на
солнцепеке траву, а я валился под солнцем на землю, по причине того, что был
перевоплощённой коровой и не имел возможности, как они, питаться травой. Прекрасно, что хоть по
дороге на дикое пастбище мы переходили вброд ручеек, и я выпивал воду для
утоления жажды — утром, и вечером — вместо еды. Я не имел возможности растолковать
Скотоводческим духам, что я не корова, а попросту перевоплощённый, но всячески
показывал, что я человек— особенно в то время, когда они жарили яме,— доходил и
слизывал упавшие крошки, в случае если духи нечаянно их роняли, а в то время, когда они начинали
какой-нибудь спор, то я кивал либо качал головой, дабы они видели, кто из
них прав.
Но чуть они увидели, что я слизываю крошки, а вдруг нет крошек, то лежу
на траве либо стою у костра с указаньями, кто из них прав, а кто ошибается,
как начали гонять меня кнутами на протяжении пастбища, словно бы одичалую корову из
чащи, и мне было некуда деться от их кнутов, но вести себя по-коровьи я все
равняется не смог. А пастухи желали, чтобы я вел себя по-коровьи—может,
кнутами они меня образумят и я примусь пастись, как корова,—но, заметив, что
я и под кнутами не образумился, они сделали вывод, что я заболел.
На третий сутки затем решения они повели меня реализовывать на рынок,
где до самого вечера никто меня не приобрел, а исходя из этого нам было нужно
возвращаться обратно. Дня через два мы снова пошли на рынок, IHO окрестные
мясники раскупили всех коров, а я снова остался некупленный, и все говорили
Скотоводческим духам, что в случае если -они опять погонят меня к себе, то пускай
убивают как возможно скорей, дабы я не погиб сам по себе. Мясники думали, что
мне продолжительно не протянуть—я так как не имел возможности вести себя по-коровьи и был дистрофичной как
скелет от свирепого обращенья и голода со мной как с коровой, которая
упрямится из-за временной дикости, по причине того, что сравнительно не так давно прибежала из чащи. В
данный раз на обратном пути, в то время, когда никто меня снова не приобрел, а рынок закрылся
по позднему времени, Скотоводческие духи злобно меня ругали и бессердечно
били до самого дома. Они меня били и рассуждали в уме, что в случае если я и в третий
раз останусь нег.роданный, то они убьют меня на мясо, .либо съедение, потому
что я был им без всякого проку. Но в то время, когда мы явились в третий раз на рынок,
меня наконец приобрела старуха— к двум часам по дневному времени. А приобрела
она меня, по причине того, что ее дочь нежданно ослепла много лет назад, и, в то время, когда она
обратилась к местному прорицателю, тот ей заявил, что пускай отправится на рынок,
приобретёт у скотоводов на рынке корову и убьет ее в жертву их муниципальному
всевышнему—тогда ее дочь в обязательном порядке прозреет. Когда эта старуха услышала
про корову, она срочно отправилась на рынок, приобрела задешево дистрофичную
корову и привела в собственный город для жертвы всевышнему. (А эта дистрофичная корова был я.)
Она привязала меня к столбу перед домом, но столб, к которому она меня
привязала, стоял под бессердечным полуденным солнцем, либо совсем
открытый небу. Она меня привязала и ушла в собственный дом, а мин. через тридцать
вынесла ямсу, и я наелся до полного наслаждения, по причине того, что это был
поджаренный яме. Но вечером она не увела меня в дом либо какое-нибудь
надёжное место, и я остался под открытым небом на произвол погоды и
ужасных существ, каковые захотели бы на меня напасть. К восьми часам по
вечернему времени все в этом городе прочно уснули, а в десять хлынул
ливень, и я стоял под дождем до утра, и меня всю ночь донимали
комары, любой размером с огромную муху—такие водятся лишь в Лесу
Духов,— а рук у меня не было, дабы их отгонять, к тому же и от ливня я
продрог до костей, и снова же не было у меня людских рук, дабы
разжечь костер и согреться.
ТРОЛЛИНГ ПРЯТКИ В МАЙНКРАФТЕ | ТРОЛЛИНГ МОБАМИ — Я КОРОВА | ТРОЛЛИНГ ЮТУБЕРОВ | ТРОЛЛИНГ ПРИЯТЕЛЯ
