Большую роль во «Властелине Колец» играется кроме этого милосердие, которое в тексте в большинстве случаев кроется под словом «Жалость». С позиций самого Толкина «как раз Жалость Бильбо, а после этого Фродо сделала вероятным выполнение цели их Странствия»[396]. Значение милосердия во всей истории «Властелина Колец» оказывается главным. Уже во второй главе книги, возможно сообщить — в начале повествования, Гэндальф старается указать Фродо на огромную важность Жалости. В ответ на слова Фродо, жалеющего, что Бильбо в прошлом не убил Голлума, Гэндальф говорит:
— Жаль, говоришь? Правильно! Как раз жалость удержала его руку. Жалость н Милосердие. У него не было потребности убивать, и он сжалился. И был вознагражден сторицей, Фродо. Будь уверен: Бильбо отделался так легко и сумел в итоге освободиться лишь вследствие того что его история с Кольцом началась как раз так. С Жалости[397].
Толкин комментирует данный момент:
Очевидно, он (Гэндальф — П. П.) вовсе не имел в виду, что нужно быть милосердными, по причине того, что оно может понадобиться потом — тогда это уже не будет милосердие либо жалость, поскольку они в действительности присутствуют лишь в том месте, где противоречат здравому смыслу. Планировать — не нам! Но нас убеждают, что нам самим должно проявлять непомерное великодушие, в случае если сами мы уповаем на непомерное великодушие, выраженное в том, что нам самую малость облегчат последствия отечественных заблуждений и собственных сумасбродств — либо по большому счету от них избавят. А такое милосердие в данной жизни порою случается.[398]
Не просто так эта идея Толкина, начинаясь с событий «Властелина Колец» обращается к милосердию по большому счету — нравственные законы толкиновской истории настоящи, они остаются неизменными — хорошее и злое остается таким же, будь то в Третью Эру Среди- земья либо тут и сейчас. Сокровище милосердия не чужда и язычеству. Но для христианина оно обретает совсем особенное значение. Во Христе он видится с высшим примером жертвы и милосердия — и это по–новому являет для него всякий смысл привычных добродетелей, та щедрость, о которой говорит Толкин — база христианского духовного пути: «Потому что кто дает — тот обретает; кто прощает вторым — тот прощен будет» (св. Франциск Ассизский). Вся христианская нравственность проникнута милосердием: «правдою и Милосердием очищается грех» (Притч. 16, 6); «обожать дела милосердия» (Мих. 6,8) призывает Книга пророка Михея; «мудрость, сходящая более чем ‹.‚.› полна милосердия» (Иак. 3,17), учит апостол Иаков, облечься в милосердие призывает христиан апостол Павел (Кол. 3,12).
Проходя собственный нелегкий путь, Фродо возрастает духовно. Происходящее изменяет его, он делается умнее. И исходя из этого, встречая Голлума в середине повествования, уже значительно лучше осознаёт наставления Гэндальфа:
Фродо внезапно почудилось, что в ушах у него звучат не сильный, но отчетливые голоса из прошлого:
«Жаль, что Бильбо не убил эту мерзкую тварь. Так как это было так легко! .
«Жаль, говоришь? Правильно! Как раз жалость удержала его руку. Милосердие и Жалость. У бильбо не было потребности убивать, и он сжалился».
«А мне не жаль Голлума. Совсем не жаль. Он заслуживает смерти».
«Заслуживает смерти? Еще бы! Но смерти заслуживают многие — а живут, вопреки всему. Многие, напротив, заслуживают судьбе и умирают. Ты можешь их воскресить? Нет? Тогда не спеши выносить смертный решение суда именем справедливости, в то время, когда в действительности ратуешь лишь за собственную безопасность. Кроме того умнейшие из умных не смогут всего предусмотреть».
— Быть по сему, — вслух ответил хоббит, опуская клинок. — Действительно, я еще опасаюсь. И все же, как видишь, я решил не трогать его. Потому что я повстречался с ним лицом к лицу, и мне стало его жалко.[399]
Это проявление милосердия, данный выбор, в конечном счете выясняется важным. Как раз благодаря ему миссия Фродо выясняется выполнена. У Саммат Наур он отказывается стереть с лица земли Кольцо. Не будь в живых Голлума, это было бы трагедией:
Но в данный самый миг «спасение» мира и самого Фродо осуществляется благодаря показанной им прежде жалости и прощению обиды. В любую секунду каждый, кто наделен благоразумием, сообщил бы Фродо, что Голлум обязательно его предаст и в итоге, чего хорошего, ограбит. «Пожалеть» его и не убить было сущим безрассудством — либо проявлением мистической веры в полную самоценность великодушия и жалости, даже в том случае, если во временном мире они пагубны. И Голлум в действительности ограбил Фродо и причинил ему зло в финале — но, благодаря «благодати», это последнее предательство случилось в тот самый момент, в то время, когда завершающий не добрый поступок обернулся высшим благодеянием, какое только возможно было совершить для Фродо! Через обстановку, созданную его «прощением», он спасся сам и освободился от собственного бремени. И высочайшие почести ему оказали по совести: так как ясно, что они с Сэмом и не поразмыслили скрывать подлинного хода событий[400]
В ответ на собственный милосердие Фродо сам взял Милосердие — «Блаженны милостивые, потому что они помилованы будут» (Мф. 5,7) — и В избытке. Толкин пишет:
Вопрос в том, сколь довольно часто создатель «дает место» [злу], не имеет никакого смысла, в то время, когда речь заходит о книге, в которой все от первого и до окончательного слова проникнуто Милосердием; «Забудь обиду нам долги отечественные, как и мы прощаем должникам отечественным, и не введи нас во искушение, но избавь нас от зла» — вот какие конкретно слова приходят мне на ум, и сцена в пещере Сам- мат Наур была задумана как «сказочная» иллюстрация к этим словам[401].
Фродо не только был «спасен» в неисправимой обстановке, но и взял возможность отправиться в Благословенный Край Валинора, за море, где смог взять излечение собственных душевных и телесных страданий прежде, чем погиб. Но его Жалость имеет и еще один духовный плод — возможно менее заметный, но не меньше значимый. Это — те трансформации, каковые она произвела в душе Голлума. Мы еще возвратимся к этому, говоря о следующей добродетели толкиновской истории — о покаянии.
Один сутки сестры милосердия
