Для полной иллюзии не достаточно только светового табло: «Застегнуть привязные ремни». В остальном все напоминает кабину современного реактивного самолета: последовательности мягких кресел – по три справа и два слева от прохода; эргономичная откидная спинка, к подлокотнику возможно приладить складной столик; наверху плафоны дневного света; сбоку – личная лампочка с узким лучом; звонок, около которого нарисована женщина в пилотке; кондиционированный воздушное пространство; а основное – чувство той предельной скорости, в то время, когда металлическая птица обязана вот-вот оторваться от почвы.
Но разбег все продолжается и продолжается, так и не переходя в полет. Так как спешим мы не по бетону аэропорта, а по рельсам, спешим в вагоне экспресса «Хикари» по Новой Токайдо.
Сверхскоростная ЖД магистраль унаследовала имя древнего тракта. Токайдо – Дорога у восточного моря – шла от Эдо[3] до старой императорской столицы Киото. Тракт имел пятьдесят три станции. На каждой из них верховые поменяли лошадей, через одну останавливались на ночлег.
Новая Токайдо протянулась еще дальше, до Осаки. Но все расстояние в пятьсот пятнадцать километров «Хикари» пробегает за три часа. Между Киото и Токио поезд делает сейчас только одну минутную остановку в Нагое.
Смотришь в окно на проносящиеся мимо города и вспоминаешь великого художника Хиросиге. В первой половине 30-ых годов девятнадцатого века он совершил данной дорогой коня, отправленного сегуном в качестве подарка императору. Впечатления многодневного пути живописец воплотил в серии картин «Пятьдесят три станции Токайдо», увековечившей портрет Японии того времени.
Как бы соперничая с этим планом, экспресс «Хикари» стремительной кинолентой раскручивает перед глазами панораму Японии отечественных дней. Сохранила ли она сходство с портретом Хиросиге?
Той же жёсткой недоступностью веет от гор, теснящих к морю лоскутные поля. С той же покорностью кланяются почва согнутые пополам крестьянские фигуры. Природа, думается, так же, как и прежде свысока наблюдает тут на собственного пасынка – человека. Очень многое ли меняют шагающие по кручам линии высоковольтных электропередач либо торчащие над сельскими крышами телевизионные антенны?
Но вон в том месте, слева, где дорога с покон веков жалась к пенной кромке морского прибоя, экскаваторы грызут седой замшелый утес. Гордо и стойко отбивал он извечное нашествие воли. А сейчас добрая половина его уже лежит внизу, где дерзко выдвинулся в море насыпанный, намытый прямоугольник почвы. На нем, как будто бы в фантастическом городе, высятся серебристые башни, резервуары, сложные переплетения труб – нефтехимический комбинат на клочке отвоеванной людьми суши.
Когда-то Ильф и Петров писали о Соединенных Штатах как о стране, где природа и человек состязаются в рекордах. В Японии впечатляет второе: размах в том месте, где, казалось бы, негде да и нечем развернуться. В стране, которая вынуждена ввозить восемьдесят процентов нужного ей сырья и двадцать процентов продовольствия, природные возможности помогают скорее контрастом тому, что творит человеческий труд.
Так как Япония, которая спускает на воду половину всех строящихся в мире судов и держит первенство по выпуску телевизоров, радиоприемников, фотоаппаратов; которая вышла на второе место в мире по производству автомашин, синтетического волокна и на третье место по выплавке стали, создала собственный промышленный потенциал практически полностью на привозных ресурсах. Единственное, чем она наделена в достатке, – это дельные головы и спорые руки.
Еще в 1955 году зарубежные соперники имели возможность вовсе не принимать японскую металлургию в расчет – она чуть достигла тогда собственного довоенного уровня: семи-восьми миллионов тысячь киллограм стали в год. Но во второй половине 50-ых годов двадцатого века выплавка стали перевалила за десять миллионов тысячь киллограм, в 1960 – за двадцать, в 1965 – за сорок, в 1968 – за шестьдесят, в 1969 – за восемьдесят и в начавшемся десятилетии приблизится к ста миллионам тысячь киллограм, другими словами к нынешнему уровню СССР и США.
С середины пятидесятых годов Япония опережает по темпам развития все другие капиталистические государства.
Каждый год увеличивая количество производства более чем на десять процентов, она вырвалась в тройку ведущих индустриальных держав мира, уступая только Соединенным Советскому Союзу и Штатам.
Спешит поезд – двести км/ч, и мысли теснятся, торопясь поспеть за ним. Со времен Хиросиге иными стали не только формы судьбы, но и ее ритм. «Пятьдесят три станции Токайдо» донесли до нас панораму страны, наглухо закрытой от внешнего мира, спящей незадолго до пробуждения от феодального сна. В противоположность замкнутости, статичности экспресс «Хикари» уже сам по себе воплощает высокие скорости, стремительные перемены. Об этом и шел разговор в вагоне.
– Как удалось вам, японцам, забрать по окончании войны таковой разгон? Где разгадка ваших высоких темпов? – допытывался британский журналист.
Отвечал отечественный попутчик, большой судостроитель из Осаки. Война, он утвержает, что ничего в Японии не пощадила, но расчистила место. Старье не путалось под ногами. Так что, воспользовавшись плодами научно-технической революции, возможно было заново переориентироваться на самые перспективные отрасли: нефтехимию, радиоэлектронику, автомобилестроение, модернизировать судостроение и металлургию. Словом, полностью переоснастить промышленность новинками всемирный техники. Вот производительность труда и отправилась сильно вверх…
– Добавьте, что зарплата наряду с этим в случае если и увеличивалась, то значительно медленнее, оставаясь куда ниже западноевропейской, – напомнил я.
– Вы рассказываете, – опять обратился к осакскому промышленнику британец, – что на безлюдном месте было легче создавать все заново. Но как же затевать с нуля? Дабы зарабатывать деньги, говорят предприниматели, нужно их иметь.
Ответ был тот же, что я слышал от японцев уже неоднократно: подняться на ноги помогла война в Корее. Через пять. лет по окончании капитуляции еще лежавшая в руинах Япония внезапно стала прифронтовой полосой.
Американцам нужно было безотлагательно организовать снабжение армий, ремонт боевой техники. Посыпались интендантские заказы. Больше двух млд дол было впрыснуто в организм частного предпринимательства. Такая инъекция послужила изначальным толчком послевоенной рабочий активности.
Доллары США, заработанные на корейской войне, были к тому же удачно использованы: массовые закупки новейшего оборудования сопровождались еще более широким импортом зарубежной технической мысли в форме лицензий, соглашений и патентов о техническом сотрудничестве. Полезные новинки выискивались и покупались везде, где только возможно, в том числе и в СССР (к примеру, способ постоянной разливки стали). В 1950—1963 годах Япония израсходовала на эти цели практически шестьсот пятьдесят миллионов американских долларов, но на базе купленной разработке взяла продукции на тринадцать млд дол. Импорт зарубежной технической мысли дал стране огромную экономию времени и средств как на научные изучения, так и на внедрение новейших открытий и изобретений в производство.
– К тому же вы, японцы, относительно мало тратите до тех пор пока на армейские потребности, всего около одного процента совокупного публичного продукта, – засунул британец. – Американцы уже жалеют, что сначала практически бесплатно вооружали ваши «войска самообороны». Сейчас они спохватились, что без для того чтобы бремени Япония стремительнее собрала силы, дабы теснить их в мире.
– Незначительность армейских затрат дает нам приблизительно пятую часть ежегодного прироста производства, – дал согласие осакский промышленник. – Но это лишь прямой эффект, а ведь имеется еще и косвенный.
Отечественный собеседник пояснил собственную идея. Беря больше, чем кто-либо, патентов и лицензий, Япония меньше, чем кто-либо, тратит средств на научные изучения. Другие развитые государства не смогут позволить себе этого в первую очередь по армейским соображениям. Как раз заботы о боеготовности армии толкают великие державы к независимым поискам окончательного слова в науке. Япония же имела возможность до тех пор пока ограничиваться последним словом в технике, другими словами открытиями прошлого дня, каковые уже перестают быть армейским секретом.
Японские предприниматели смело сделали ставку на то, дабы, не застревая на изобретательстве уже изобретенного, сходу вырваться к переднему краю технического прогресса. В то время, когда расчет оправдался, они пошли по тому пути и дальше: перенимая успехи зарубежной мысли, стали искать им иное использование и вышли на всемирный рынок с новой продукцией…
Андо Хиросиге
