В то время, когда Тим проснулся, корабль качало; за толстым стеклом иллюминатора, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз, танцевала звезда — со злобой рдеющий Марс. Тим лежал на верхней койке каюты, в которой дремал совместно со стюардом. Над Атлантикой брезжил серый восход солнца.
В каюте кто-то копался. Тим развернул голову. Это был Крешимир. В эту 60 секунд он также развернул голову. При слабом свете лампочки, горевшей над койкой Крешимира, взоры их встретились. У стюарда были хорошие карие глаза.
— Ну, кроха, как ты себя ощущаешь? — нежно задал вопрос он.
Тим еще не совсем проснулся Он никак не имел возможности отыскать в памяти, как он тут оказался. И данный Крешимир, что на данный момент его о чем-то задавал вопросы, был совсем второй, чем тот, которому он помогал вчерашним вечером в салоне-ресторане. Данный Крешимир был куда спокойнее, мягче, лучше. Стюард подошел поближе к койке Тима.
— Тебе лучше, кроха?
Сейчас в памяти Тима неспешно стали всплывать события вчерашнего вечера. Голоса за дверью камбуза, разговор за шлюпкой, его личный крик…
— Где барон? — задал вопрос он.
— Этого я не знаю, Тим. На корабле его, по крайней мере, уже нет. Сообщи мне лишь одно; ты вчерашним вечером подслушивал?
Мальчик кивнул:
— Я рад, господин Крешимир, что вы вернули собственные глаза.
— А ты, Тим? Что бы ты желал взять назад от барона?
— Мой… — Тим запнулся. Он отыскал в памяти про договор и прочно сжал губы.
В этот самый момент Крешимир хлопнул себя ладонью по лбу.
— Как же это я сходу не додумался! — вскрикнул он. — Данный почтенный мошенник смеялся, как мелкий мальчик! Так как я ощущал: что-то тут наподобие не так — не подходит. Сейчас я знаю, что это было: его хохот! Вернее… — Крешимир поглядел прямо в глаза Тиму, — вернее, твой хохот.
— Я этого не сказал! — крикнул Тим. — Неужто я… вчерашним вечером это крикнул?..
— Нет, Тим, ты опоздал крикнуть. И в этом, возможно, твое счастье. Так как я знаю параграфы о молчании в договорах господина барона. Ты ничего не сообщил.
Но Тим все равно не имел возможности успокоиться. Ему нужно было сию же 60 секунд проверить, настоящ ли еще договор. Нужно было безотлагательно поспорить с Крешимиром. О чем-нибудь совсем немыслимом.
Тим желал было быстро встать с постели, но, когда он приподнялся, у него закружилась голова и застучало в висках. Было нужно опять положить голову на подушку.
Крешимир подал ему приготовленную заблаговременно стакан и таблетку воды:
— Вот, прими-ка, Тим! Сейчас тебе нужно будет полежать в каюте. А на следующий день все пройдет. У тебя ничего важного, лишь шишка на лбу, — это сообщил рулевой, а он раньше был санитаром.
Тим послушно проглотил пилюлю, думая о том, какое бы пари ему заключить. Наконец он придумал одно пари и опять перевел разговор на Треча: пари это касалось барона.
— Какое условие поставил вам барон, господин Крешимир? Ну, в то время, когда он вернул вам ваши глаза?
— Никакого! — засмеялся Крешимир. — В то время, когда ты вскрикнул и бухнулся на палубу, сбежались матросы, и барон поспешил стушеваться — спрятался в тень шлюпки. Тут я и шепнул ему: «Одно из двух: или вы вернете мне мои глаза без всяких условий, или я на данный момент поведаю кое о чем всем этим людям».
— А он?
Крешимир снова засмеялся:
— Барон кроме того начал заикаться от беспокойства. Говорит: «Бе-бе-без всяких усло-вий!»
Тим скоро отвернулся к стенке. Бесплодная попытка засмеяться исказила его лицо.
— Дорого бы я дал, дабы определить, где на данный момент барон, — пробормотал Крешимир.
Это была та реплика, которой ожидал Тим. Он быстро сообщил:
— Позволяйте спорить…
— Можешь сказать мне «ты», — перебил его Крешимир.
— Тогда давай спорить, что через пять мин. мы определим, где находится барон!
— А на что мы спорим, Тим?
— На кусок орехового торта!
— Ну что ж, это я могу тебе дать. Так как в случае если я не ошибаюсь, ты обязан победить это пари, как и все остальные. Значит, по рукам!
Стюард протянул мальчику руку, и Тим пожал ее.
В ту же 60 секунд кто-то включил радио в соседней каюте. Передавали прогноз погоды. Позже стали сообщать новости из светской судьбы.
Тима и Крешимира сперва злило, что радио помешало их беседе, но тут они прислушались. Диктор сказал:
«Узнаваемый предприниматель барон Треч, состояние которого, как утверждают в осведомленных кругах, образовывает пара млд дол, устроил данной ночью в Рио-де-Жанейро банкет для промышленной и торговой вершины бразильской столицы. В начале приема барон покинул собственных гостей и явился назад только спустя два часа, чем-то очевидно расстроенный. Было увидено, что по возвращении он все время оставался в тёмных очках. Предполагают, что снова появилась давнишняя заболевание глаз, от которой, как считалось, барон совсем излечился. Нам сказали по телефону, что банкет длится и барон, по всей видимости, опять…»
За стеной каюты отключили радио, в этот самый момент же послышалось журчание воды. Как видно, открыли кран рукомойника.
Лицо Тима стало таким же серым, как рассветная мгла. Он опять победил спор и сейчас знал, что договор остается в силе. Но его поразило это необычное сообщение.
— Как возможно так скоро долететь до Рио-де-Жанейро? — неуверенно задал вопрос он.
— При таком достатке все быть может, — ответил Крешимир.
— Но так как с самолёт и такой скоростью не летает!
На это стюард сперва совсем ничего не ответил. Позже он пробормотал:
— Я думал, ты хоть знаешь, с кем связался…
И внезапно страшно заторопился, опасаясь опоздать на работу. В дверях он еще раз обернулся и сообщил:
— Попытайся уснуть, Тим! Думать в кровати — дело безлюдное.
К счастью, здоровая натура мальчика взяла верх, и Тим в действительности уснул. В то время, когда он опять проснулся, было около 12 часов дня, Крешимир принес ему полную миску супа и побеждённый кусок орехового торта, и на душе у него внезапно стало как-то страно легко и нормально. В первоначальный раз за все это время его ужасную тайну разделял второй человек, А ведь данный человек был победителем в страшном единоборстве с бароном. Это вселяло в Тима надежду — нет, весёлую уверенность, что все обойдется благополучно. В первоначальный момент он кроме того забыл о необычном сообщении из Рио-де-Жанейро, которое слышал по радио.
По окончании обеда в каюту на минутку зашел рулевой, огромный детина из Гамбурга по имени Джонни. Он справился о самочувствии Тима, ощупал его шишку страно бережными пальцами, дал ему еще одну пилюлю, а позже сообщил:
— на следующий день будешь в полной форме, кроха! Надеюсь, ты больше не попадешь ногой в петлю либо еще в какую ловушку! Наблюдай!
С этими словами он вышел из каюты.
«В случае если б ты лишь знал, — поразмыслил Тим, — в какую я попал ловушку!» И он опять заснул: рулевой дал ему снотворное.
Проснулся он ночью, в то время, когда Крешимир возвратился в каюту. Стюард оперся локтями о край койки Тима и сообщил:
— Какая все-таки подлость со стороны этого, подлеца!
— О чем вы… — Тим поправился: — О чем ты говоришь?..
— Да все о том же! Я знаю, что ты обязан молчать. Ну и замечательно — молчи! Но мне-то известно, в чем дело. Он смеется твоим хохотом, а ты побеждаешь любое пари! Ну, а что будет, если ты проиграешь?
— Я лишь об этом и грежу, — негромко ответил Тим. Больше он ничего не сообщил.
— Об этом я поразмыслю, — пробормотал Крешимир. Позже он разделся и также лег в постель.
В то время, когда любой потушил лампочку над койкой, Крешимир начал рассказывать про отчизну, про деревню в горах Хорватии.
Семь дней в неделю недоедал Крешимир в юные годы. Семь дней в неделю он грезил разбогатеть и наесться досыта. И вот в один раз по деревне проехал автомобиль. За рулем сидел какой-то господин в клетчатом костюме. Данный господин подарил ему кулек гранатов — целых семь штук, а любой гранат стоил тогда динар. Мальчик прошел пешком десять километров до побережья и реализовал гранаты на пляже.
— Да, Тим, у меня в первый раз появились в руках личные деньги, довольно много денег, как мне тогда казалось. Целых семь динаров. И знаешь, что я приобрел на них? Не хлеба, не смотря на то, что мне весьма хотелось хлеба, а кусок торта! Знаешь, таковой торт — сверху крем, по углам вишни, а посередине половинка грецкого ореха. Про данный торт мне говорили в деревне девочки, побывавшие на побережье.
Все собственные деньги я дал за один кусок торта. И где-то за штабелем досок у причала я с жадностью стёр с лица земли его в одну 60 секунд. Наряду с этим я думал: «Так вот что едят ежедневно на ланч ангелы на небе!»
Позже меня оторвало. Мой пузо был просто не приспособлен к таковой пище. В то время, когда я брел по дороге обратно в собственную деревню, я снова встретил автомобиль, в котором сидел господин в клетчатом…
Крешимир замолчал, и сейчас Тим думал о мелком мальчике из переулка, где постоянно пахло перцем, анисом и тмином. Позже стюард начал рассказывать дальше: как господин в клетчатом начал с того времени довольно часто оказаться в деревне с кульком гранатов; как в одно красивое воскресенье он поболтал с родителями Крешимира и устроил мальчика стюардом на один из собственных судов; как он брал ею время от времени с собой в поездки и водил на ипподром; как Крешимир, легкомысленно играясь на скачках, задолжал господину в клетчатом большое количество денег и как он в итоге реализовал ему лучшее, что у него было, — собственные глаза.
— А сейчас я вернул их назад! — заключил Крешимир. — И ты также вернешь собственный хохот. Это так же правильно, как то, что меня кличут Крешимир. Спокойной ночи!
У Тима стоял ком в горле. Срывающимся голосом он ответил:
— Спокойной ночи, Крешимир! Благодарю!
Valentina Lisitsa plays Liszt’s Hungarian Rhapsody No. 2
