Не поскупимся выписать первую страницу курса Истории Русского Мастерства, читанного доктором наук Айналовым на Историко-филологическом факультете Петроградского университета в 1915 году. Обратите внимание, что эти слова сообщены в 1915 году.
«Я предпринял чтение настоящего курса по той причине, что уверенный в важности научного знакомства с древнерусским мастерством не только для студента-филолога, но и для всякого образованного русского человека. История говорит нам о деяниях, но довольно часто за ее повествованием скрыты от отечественного взгляда быт и культура страны. И вот, в то время в то время, когда греческая и римская история преподаются параллельно с греческим и римским древностями и искусством, преподавание древностей и русского искусства опущено отечественной университетской программой, не считается необходимым знанием для филолога с университетским образованием, а в русском старом мастерстве он не находит для себя ответственного дополнительного знания, талантливого пролить броский свет на быт и историю старой Руси. Обстоятельства этому событию сами по себе понятны. Недостаточность студии в области древнерусского мастерства, неразработанность многих отделов отечественных искусства и отечественных древностей – вот главные обстоятельства тому, что древнерусское мастерство не читается с кафедры. Не считая данной основной обстоятельства, имеется и вторая, имеющая базу в первой. Незнание собственного старого мастерства повело уже с покон веков к фальшивому представлению о нем; в древнерусском мастерстве видели, да и сейчас еще многие видят, только одно варварство, мало поучительное для русского человека, в особенности в случае если поставить его наровне с мастерством древней Греции либо с мастерством ренесанса».
«Еще во второй половине 60-ых годов XIX века известный Буслаев опровергал фальшивые представления о древнерусском мастерстве, как западных, так и отечественных ученых, почерпавших собственные сведения из отзывов чужестранцев о национальном русском мастерстве. Так, к примеру, в общераспространенном труде Карла Шназе „История Образовательных Искусств“, сделавшемся хорошим в известное время во всей Европе, равно как и у нас в Российской Федерации, и переведенном на русский язык, отзыв о русском мастерстве пытается позвать прямо боязнь и враждебное недоверие к Российской Федерации. Тут мы видим и первобытную дикость народов, и неспособность к восприятию христианских понятий, и болота и необозримые степи, и трескучий холод, и полярные ночи без восхода солнца, и титаническую борьбу с жёсткой природой и с дикими животными, одним словом, все зверское, дикое и безотрадное, сгруппированное совместно, дабы дать следующую чёрта нравов – „из этого смесь как бы противоречивых качеств: наклонность к покойному досугу и к возбудительным чувственным наслаждениям, свойство к механической работе в случае дефицита собственных возвышенных порывов и идей, практически сентиментальная мягкость эмоций при неотёсанной бесчувственности, колебание между суровостью и благодушием, между патриархальным чувством и раболепием равенства“…
«Русские города кажутся Шназе некрасивой смесью башен и куполов, и русская архитектура хуже магометанской. Архитектурные строения отличаются собственной пышностью, пестротою, влиянием и произволом чуждых воззрений и форм; церковные образа ужасают собственной мрачностью, они боязливо придерживаются первобытного предания, в силу насилия князей, каковые приказали писать иконы так, как писал их монах XIV века Андрей Рублев. В русском мастерстве не отыскало себе соответствующей формы глубокое настроение духа, проникающее всю жизнь и запечатленное эмоцией Божества. Божество есть русскому в чувственных, ужасающих формах. В Новгороде на одном изображении читалось: „наблюдай, как страшен Господь твой“, этим в полной мере выражается чувство этого народа».
«Такие же превратные суждения о русской искусстве и культуре высказывают ученые Куглер и Эрнст Ферстер. К этому отечественный превосходный Буслаев справедливо подмечает:
«Я вовсе не имел ненужного намерения обосновывать общеизвестную истину, что чужестранцы нас мало знают, но полагал, что принять к мысли эти мнения будет не безтолку чтобы по преимуществу оценить их последствия в отечественном отечестве и вместе с тем возвратить их кому следует по принадлежности».
Лишь поразмыслите, что всего двадцать лет тому назад доктор наук Айналов справедливо имел возможность начать собственный курс Истории искусств, как сообщено выше. Воистину, не обращая внимания на все случившееся с того времени, мы, русские, все же должны заявить, что История искусств отечественных все еще не написана.
«История искусств» Гнедича, «История Русского Мастерства» Никольского, «История Русской Живописи» Бенуа, множество отдельных хороших статей по различным предметам мастерства, наконец, неоконченный труд по Истории Русского Мастерства под редакцией Грабаря – все это воображает отдельные части летописи Русского Мастерства, все еще не сведенной в целое.
Все еще в различных государствах мира появляются самые необычные суждения о русском Мастерстве и о Русской Культуре. Действительно, становятся известными как отдельные течения Мастерства, так и отдельные личности, но все это остается и разрозненным, а основное, недоступно разбросанным. В следствии же и посейчас возможно видеть хаотические и вредно превратные суждения.
Что бы ни происходило в мире, какие конкретно бы ни наступали потрясения, но летопись Культуры обязана протекать неприкосновенно. Подлинные сокровища человечества должны быть не только охранены, они должны быть поведаны со всею обоснованностью и справедливостью. Так как не нуждаемся в легковесных восхищениях и не заслуживаем несправедливого, неосновательного оплевания. Каждое приближение к русскому Мастерству, начиная от его старейших периодов, для внимательного исследователя даст неординарно всевозможный и увлекательный материал.
Об мастерстве ли думать?! Да, да, как раз об Культуре и Искусстве необходимо думать всегда судьбы, и в самые тяжёлые. Во всех условиях необходимо хранить то, чем жив дух человеческий. Для того же, дабы хранить, необходимо знать это сокровище, а для знания необходимо изучать.
Так как о блистательном творчестве, о вдохновенных творениях необходимо, при основательных знаниях, отыскать и увлекательный, хороший этих сокровищ, язык. Летопись мастерства не будет лишь археологическим изданием, так же как не будет поверхностным восхвалением либо самочинным оплеванием. Строение таковой летописи должно быть стройным, возвышенным, поскольку и самый предмет его в базе собственной является предметом священным, воодушевляющим, возвышающим.
Как бы ни была тяжела и непроста такая задача, но все же преимущество народа требует, дабы любая преднамеренная несправедливость была заменена основательным утверждением. Разве справедливо, что и Культура, многогранная и увлекательная, творчество шестой части мира, не поведана во всем собственном синтезе? На пятистах языках создавалось это творчество. Самые лучшие увлекательные образы древности вносились в него и усваивались в этом богатейшем конгломерате. В том месте, где имеется что поведать во имя справедливости, в том месте оно должно быть сделано, не обращая внимания на все кажущиеся трудности. Юные исследователи мастерства отыщут в себе заключения и прекрасные слова, чтобы свести воедино сокровище, которым владеет великая страна.
Надобность таковой справедливости летописи мастерства, во всем его многообразии, делается очевидною перед лицом всей земли. В случае если же что-либо делается таким очевидным, то найдутся и средства к выполнению данной огромной задачи. Пускай еще одно дружественное, честное изучение – подлинная летопись, осветит в глазах всей земли Мастерство Русское.
Летопись. Сообщение времен. Монументы известным деятелям искусства и культуры
