Культурные типики. повредившиеся люди

Господин Авсеенко в далеком прошлом пишет критики, пара лет уже, и я, каюсь в том, все еще возлагал на него кое-какие надежды: выпишется, думал я, и что-нибудь сообщит; но я мало знал его. Заблуждение мое длилось впредь до октябрьского № «Русского вестника» 1874 года, в котором господин Авсеенко в статье собственной по поводу драм и комедий Писемского внезапно сказал следующее: «…Гоголь вынудил отечественных писателей через чур неосторожно относиться к внутреннему содержанию произведений и через чур надеяться на одну лишь художественность. Таковой взор на задачу литературы разделялся очень многими в отечественной литературе сороковых годов, и в нем частично лежит обстоятельство: из-за чего эта литература была бедна внутренним содержанием (!)».

Это литература-то сороковых годов была бедна внутренним содержанием! Для того чтобы необычного известия я не ожидал во всю мою жизнь. Это та самая литература, которая дала нам полное собрание сочинений Гоголя, его комедию «Женитьба» (бедную внутренним содержанием, ух!), дала нам позже его «Мертвые души» (бедные внутренним содержанием — да хоть бы что второе сообщил человек, ну первое слово, которое на ум пришло, все бы лучше вышло). После этого вывела Тургенева с его «Записками охотника» (и эти бедны внутренним содержанием?), после этого Гончарова, написавшего еще в 40-х годах «Обломова» и напечатавшего тогда же лучший из него эпизод «Сон очень», что с восторгом прочла вся Российская Федерация! Это та литература, которая дала нам, наконец, Островского, — но как раз про типы-то Островского и разражается господин Авсеенко в данной же статье самыми презрительными плевками:

«Мир государственныхы служащих был, благодаря внешних обстоятельств, не в полной мере доступен для театральной сатиры; но с тем пристрастием и большим усердием устремилась отечественная комедия в мир замоскворецкого и апраксинского купечества,[121]в мир свах и странниц, пьяных приказных, бурмистров,[122]причетников,[123]питерщиков.[124]Задача комедии сузилась непостижимым образом до безграмотного жаргона и копирования пьяного, воспроизведения диких ухваток, неотёсанных и оскорбительных для характеров и человеческого чувства типов. На сцене всецело воцарился жанр, не тот теплый, радостный, буржуазный (?) жанр, что порою так пленителен на французской сцене (это водевильчик-то: один залез под стол, а второй вытащил его за ногу?),[125]а жанр неотёсанный, нечистоплотный и отталкивающий. Кое-какие писатели, как, к примеру, господин Островский, внесли в эту литературу большое количество таланта, юмора и сердца, но в общем театр отечественный пришел к крайнему понижению внутреннего уровня, и очень не так долго осталось ждать оказалось, что ему нечего сообщить образованной части общества, что он и дела не имеет с данной частью общества».

Итак, Островский понизил уровень сцены. Островский ничего не сообщил «грамотном» части общества! Значит, необразованное общество восхищалось Островским в театре и зачитывалось его произведениями? О да, образованное общество, видите ли, ездило тогда в Михайловский театр, где был тот «теплый, радостный, буржуазный жанр, что порою так пленителен на французской сцене». А Любим Торцов[126]«неотёсан, нечистоплотен». Про какое же это образованное общество говорит господин Авсеенко, любопытно бы определить? Грязь не в Любиме Торцове: «он душою чист», а грязь как раз, возможно, в том месте, где царствует данный «теплый буржуазный жанр, что порою так пленителен на французской сцене». И что за идея, что художественность исключает внутреннее содержание? Наоборот, дает его в высшей степени: Гоголь в собственной «Переписке» не сильный, не смотря на то, что и характерен. Гоголь же в тех местах «Мертвых душ», где, прекращая быть живописцем, начинает рассуждать прямо от себя, легко не сильный а также не характерен, а в это же время его создания, его «Женитьба», его «Мертвые души» — самые глубочайшие произведения, самые богатые внутренним содержанием, как раз по выводимым в них художественным типам. Эти изображения, так сообщить, практически давят ум глубочайшими непосильными вопросами, вызывают в русском уме самые неспокойные мысли, с которыми, чувствуется это, совладать возможно далеко не на данный момент; кроме того, еще справишься ли когда-нибудь? А господин Авсеенко кричит, что в «Мертвых душах» нет внутреннего содержания! Но вот вам «Горе от ума», — так как оно лишь и очень сильно собственными броскими характерами и художественными типами, и только один художественный труд дает все внутреннее содержание этому произведению; чуть же Грибоедов, оставляя роль живописца, начинает рассуждать сам от себя, от собственного личного ума (устами Чацкого, самого не сильный типа в комедии), то в тот же час же понижается до очень незавидного уровня, несравненно низшего кроме того и тогдашних представителей отечественной интеллигенции. Нравоучения Чацкого несравненно ниже самой комедии и частью складываются из чистого бреда. Вся глубина, все содержание художественного произведения содержится, значит, лишь в характерах и типах. Да и неизменно практически так происходит.

Так, читатель видит, с каким критиком имеет дело, и уже из этого слышу вопросы: да для чего же вы с ним связываетесь? Повторяю еще раз, что желаю только разъяснить собственную оплошность, а фактически г-ном Авсеенко занимаюсь в эту 60 секунд, как и сообщил выше, не как критиком, а как отдельным и интересным литературным явлением. Тут собственного рода тип, мне нужный. Я весьма долго не осознавал г-на Авсеенко, — другими словами не статей его, я статей его и неизменно не осознавал, да и нечего в них осознавать либо не осознавать, — с данной же статьи в октябрьском № «Русского вестника» 1874 года я прямо уже махнул рукой, но, неизменно и глубоко недоумевая; каким это образом статьи для того чтобы сбивчивого писателя появляются в таком важном издании, как «Русский вестник»? Но вот внезапно произошло одно комическое происшествие — и я внезапно осознал г-на Авсеенко: он внезапно начал печатать в декабре собственный роман «Млечный путь». (И для чего данный роман прекратил печататься!) Данный роман мне внезапно разъяснил целый тип писателя Авсеенко. Фактически про роман мне кроме того и не идет сказать: я сам романист, и мне не годится осуждать собрата. А потому я и не буду осуждать роман, нисколько, тем более, что он доставил мне пара искренно радостных мин.. В том месте, к примеру, юный храбрец, князь, в опере, в ложе, всенародно хнычет, расчувствовавшись от музыки, а великосветская женщина пристает к нему в умилении: «Вы плачете? Вы плачете?» Но не в том совсем дело, а в том, что я сущность писателя осознал: господин Авсеенко изображает собою, как автор, деятеля, потерявшегося на обожании высшего света. Меньше, он пал ниц и обожает перчатки, кареты, духи, помаду, шелковые платья (особенно тот момент, в то время, когда женщина садится в кресло, а платье зашумит около ее стана и ног) и, наконец, лакеев, встречающих барыню, в то время, когда она возвращается из итальянской оперы. Он пишет обо всем этом беспрерывно, благоговейно, молебно и молитвенно, одним словом, совершает как словно бы какое-то кроме того богослужение. Я слышал (не знаю, возможно, в насмешку), что данный роман предпринят с тем, чтобы исправить Льва Толстого, что через чур объективно отнесся к высшему свету в собственной «Анне Карениной», в то время как нужно было отнестись молитвеннее, коленопреклоненнее, и, уж само собой разумеется, не необходимо об этом обо всем сказать вовсе, в случае если б, повторяю, не разъяснился совсем новый культурный тип. Выясняется так как, что в каретах-то, в помаде-то и в особенности в том, как лакеи встречают барыню, — критик Авсеенко и видит всю задачу культуры, все достижение цели, все завершение двухсотлетнего периода наших страданий и нашего разврата, и видит совсем не смеясь, а наслаждаясь этим. искренность и Серьёзность этого любования образовывает одно из самых любопытных явлений. Основное в том, что господин Авсеенко, как автор, несколько; и до него были «коленкоровых манишек безжалостные Ювеналы»,[127]но ни при каких обстоятельствах в таковой молитвенной степени. Допустим, что не все они таковы, но в том-то и беда моя, что я мало-помалу наконец убедился, что таких представителей культуры кроме того чрезвычайное множество в литературе и в жизни, хотя бы и не в таком строгом и чистом типе. Соглашусь, меня как бы светом озарило: затем, само собой разумеется, понятны пасквильные слова на Островского и тот «теплый, радостный, буржуазный жанр, что порою так пленителен на французской сцене». Э, тут вовсе кроме того и не Островский, и не Гоголь, и не сороковые года (весьма их нужно!), тут легко Михайловский петербургский театр, посещаемый высшим обществом и к которому подъезжают в каретах, — вот это и все, вот это-то и увлекло, вот это-то и захватило писателя с безжалостной силой, и прельстило его, закружив и замотав его ум навеки. Повторяю снова, на это не нужно наблюдать с одной только комической точки, все это значительно любопытнее. Тут, одним словом, очень многое происходит от особенного рода мании, практически болезненной, так сообщить, слабости, которую нужно бы щадить. Карета высшего света едет, к примеру, в театр: вы лишь посмотрите, как она едет и как свет от фонарей, врываясь в окна кареты, смешит в ней сидящую женщину: это уже не перо, это молитва, и этому надобно сострадать! Само собой разумеется, многие из них тщеславятся перед народом как бы чем-то и высшим перчаток; между ними большое количество очень кроме того либеральных людей, практически республиканцев, а в это же время нет-нет и скажется внезапно перчаточник. Эта слабость, эта мания к красотам высшего света с его сторублёвыми арбузами и устрицами на балах,[128]эта мания, — как ни невинна, но она породила, к примеру у нас, кроме того крепостников особенного рода между такими личностями, каковые и душ-то собственных ни при каких обстоятельствах не имели; но, раз признав кареты и Михайловский театр за завершение культурного периода Истории России, они внезапно стали совсем крепостниками по убеждению, и не смотря на то, что вовсе не мыслят ничего закрепостить снова, но, по крайней мере плюют на народ со всею откровенностью и с видом самого полного культурного права. Вот они-то и сыплют на него необычнейшие обвинения: связанного двести лет сряду дразнят пассивностью, бедного, с которого драли оброк, обвиняют в нечистоплотности, не наученного ничему обвиняют в ненаучности, а битого палками — в грубости нравов, а подчас готовы обвинить кроме того за то, что он не напомажен и не причесан у парикмахера из Громадной Морской. Это вовсе не преувеличение, это практически так, и вот в том-то все и дело, что не преувеличение. У них отвращение от народа остервенелое, и в случае если в то время, когда и похвалят народ, — ну, из политики, то соберут только громких фраз, для приличия, в которых сами не знают ни слова, по причине того, что сами себе через пара строчков и противоречат. Кстати, припоминаю сейчас один случай, бывший со мною два с половиною года назад. Я ехал в вагоне в Москву и ночью вступил в беседу с сидевшим подле меня одним помещиком. какое количество я имел возможность рассмотреть в темноте, это был сухенький человечек, лет пятидесяти, с красным и как пара распухшим носом и, думается, с больными ногами. Был он очень порядочного типа — в манерах, в беседе, в суждениях и сказал кроме того весьма толково. Он сказал про тяжелое и неизвестное положение дворянства, про необычную дезорганизацию в хозяйстве по всей России, сказал практически без злобы, но с строгим взором на дело и плохо заинтересовал меня. И что же вы думаете: внезапно, как-то к слову, совсем не увидев того, он изрек, что вычисляет себя и в физическом отношении несравненно выше мужика и что это уж, само собой разумеется, несомненно.

— Другими словами, вы желаете сообщить, как тип нравственно развитого и образованного человека? — пояснил было я.

— Нет, совсем нет, совсем не одна нравственная, а прямо физическая природа моя выше мужицкой; я телом выше и лучше мужика, и это случилось от того, что в течение множества поколений мы перевоспитали себя в верховный тип.

Спорить тут было нечего: данный не сильный человечек, с золотушным красным носом и с больными ногами (в подагре, возможно, — дворянская заболевание) совсем добросовестно вычислял себя физически, телом, выше и красивее мужика! Повторяю, в нем не было никакой злобы, но согласитесь, что данный кроткий человек, кроме того и в беззлобии собственном, может внезапно, при случае, сделать ужасную несправедливость перед народом, совсем невинно, нормально и добросовестно, как раз благодаря презрительного взора его на народ, — взора практически бессознательного, практически от него не зависящего.

Однако собственную оплошность мою мне исправить нужно. Я написал тогда об совершенствах народа и о том, что мы, «как блудные дети, возвратясь к себе, должны преклоняться перед правдой народной и ожидать от нее только одной мысли и образа. Но что, иначе, и народ обязан забрать у нас что-то из того, что мы принесли с собой, что это что-то существует вправду, не мираж, имеет образ, вес и форму, и что, в противном случае, если не согласимся, то пускай уже лучше разойдемся и погибнем врознь». Вот это-то всем, как вижу сейчас, и показалось неясным. Во-первых, стали спрашивать: что за такие совершенства у народа, перед которыми нужно преклоняться; а во-вторых: что я подразумеваю под тою сокровищем, которую мы принесли с собою и которую обязан народ принять от нас sine qua non? И что не меньше ли, наконец, не нам, а народу преклониться перед нами, единственно по тому одному, что мы культурные люди и Европа, а он только Российская Федерация и пассивен? Господин Авсеенко положительно решает вопрос в этом смысле, но я уже не одному г-ну Авсеенко желаю сейчас отвечать, а всем, не осознавшим меня «культурным» людям, начиная с «коленкоровых манишек безжалостных Ювеналов» до недавних еще господ, провозгласивших, что у нас и сохранять совсем нечего. Итак, к делу; в случае если б я не погнался тогда за краткостью и разъяснил подробнее, то, само собой разумеется, возможно бы было не дать согласие со мной, но не искажать меня и не обвинять в неясности.

ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ. ЕЖЕДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ (03)

Похожие статьи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Adblock
detector