Виктор Петрович Астафьев
Затеси
Тетрадь 1 ПАДЕНИЕ СТРАНИЦЫ
И прахом своим
В густом тонкоствольном осиннике я заметил серый в два обхвата пень. Пень данный сторожили выводки опят с рябоватыми шершавыми шляпками. На срезе пня мягкою топкою лежал линялый мох, украшенный тремя либо четырьмя кисточками брусники. И тут же ютились хиленькие всходы елочек. У них было всего по две-три лапки и небольшая, но весьма колючая хвоя. А на кончиках лапок все-таки поблескивали росинки смолы и показывались пупырышки завязей будущих лапок. Но завязи были так мелки и сами елочки так слабосильны, что им уж и не совладать было с тяжёлой борьбой за судьбу и продолжать рост.
Тот, кто не растет, умирает! — таков закон судьбы. Этим елочкам предстояло погибнуть, едва-едва народившись. Тут возможно было прорасти, но нельзя выжить.
Я сел около пенька курить и увидел, что одна из елочек резко отличается от остальных, она стояла бодро и осанисто среди пня. В потемневшей хвое, в тоненьком смолистом стволике, в бойко взъерошенной вершинке чувствовались какая-то уверенность и помой-му кроме того вызов.
Я запустил пальцы под волглую шапку мха, немного поднял ее и улыбнулся: «Вот оно в чем дело!»
Эта елочка умело устроилась на пеньке. Она веером развернула липкие ниточки корешков, а основной корешок белым шильцем впился в середину пня. Небольшие корешки сосали влагу из мха, и потому он был таковой линялый, а корешок центровой ввинчивался в пень, добывая пропитание.
Елочка продолжительно и тяжело будет сверлить пень корешком, пока доберется до почвы. Еще пара лет она будет в древесной рубахе пня, расти из самого сердца того, кто, быть может, был ее родителем и кто кроме того по окончании смерти собственной хранил и вскармливал дитя.
И в то время, когда от пня останется только одна труха и сотрутся следы его с почвы, в том месте, в глубине, еще долго будут преть корни родительницы-ели, отдавая молодому деревцу последние соки, сберегая для него капельки жидкости, упавшие с листьев и травинок земляники, согревая его в стужу остатным теплым дыханием прошедшей судьбе.
В то время, когда мне делается невыносимо больно от воспоминаний, а они не покидают, да и ни при каких обстоятельствах, возможно, не оставят тех, кто прошел войну, в то время, когда опять и опять передо мной поднимаются те, кто пал на поле боя, а ведь были среди ниx парни, каковые опоздали еще и жизни-то как направляться заметить, ни полюбить, ни насладиться эйфориями мирскими а также досыта покушать, — я думаю о елочке, которая растет в лесу на пне.
Весенний остров
Пароход шел по Енисею, разрезая, как студень, реку, светлую ночь и тишину ее.
Все на пароходе дремали. Не дремал только сам пароход, рулевой не дремал, и я не дремал. Вахтенный матрос желал прогнать меня с палубы, но взглянуть на меня, постоял рядом и ушел.
Утром-то, на самом взлете его, я заметил в первых рядах остров. На острове перевалка мигала еще красным огнем. В середине острова навалом грудились скалы, меж скал темнели кедрачи, местами выгоревшие, а понизу острова кипел вершинами лес.
Берега броские, в сочной зелени — так происходит тут в мае и в июне, в то время, когда бушует везде разнотравье, полыхают непостижимо броские цветы Сибири. В июле, к сенокосу, цветы осыпаются и листья на деревьях блекнут.
Но на подоле острова живая лента зелени! Это только что распустившийся низенький хвощ и гусятник. За ними светло синий полоса, окропленная розовыми и огненными брызгами. Цветут колокольчики, жарки, кукушкины слезки, дикий мак. Везде по Сибири они в далеком прошлом отцвели и семя уронили, а тут…
— Весна на острове! Весна!..
Я побежал на корму парохода, я спешил. Остров все удалялся, удалялся, а мне хотелось насмотреться на нечаянно встреченную весну!
Остров зарябил птичьим косяком, задрожал в солнечном блике, упал на ребро и затонул далеко.
Я продолжительно стоял на палубе и отыскивал глазами такой же остров. Виделось большое количество островов, одиноких и цепью, но весеннего больше не попадалось. Тот остров оставался продолжительно под водою, и в то время, когда обсохли его берега, — везде уже было лето и все отцвело, а он не имел возможности без весны — и забушевал, зацвел яркой радугой среди реки, и нет ничего, что могло сдержать торжества природы. Она радовалась, буйствовала, не выполняя никаких сроков.
Вспоминая о весеннем острове, я думаю и о нас, людях. Так как к каждому человеку поздно либо рано приходит собственная весна. В каком виде, в каком цвете — не имеет значение. Основное, что она приходит.
Костер около речки
