Настоящие трудности появились позднее, в то время, когда христианские миссионеры столкнулись, в особенности в Западной и Центральной Европе, с живыми народными религиями. Волей-неволей было нужно «христианизировать» личности всевышних и «языческие» мифы, никак не поддающиеся искоренению. Множество героев и богов, убивающих драконов, превратились в Георгиев-победоносцев, всевышние грозы превратились в святого Илью, бессчётные богини плодородия были приравнены к Богородице либо святым. Возможно заявить, что какая-то часть народной религии дохристианской Европы выжила и сохранилась, приняв форму календарных праздничных дней и трансформировавшись в культ святых. Церкви было нужно более десяти столетий бороться против притока и постоянного наплыва «языческих» элементов (другими словами того, что принадлежало космической религии) в христианскую практику и христианские легенды. Результаты данной ожесточенной борьбы были более чем скромны, в особенности на юге и в юго-восточной части Европы, где в религиозной практике и фольклоре сельской местности еще в конце XIX столетия виделись ритуалы и мифы, восходящие к самой глубокой древности а также к доисторическим временам[277].
Католическую и православную Церкви упрекали за то, что они допускали такое много языческих элементов. Правомерны ли эти упреки? С одной стороны, «язычество» имело возможность выжить и сохраниться лишь христианизировавшись, хотя бы поверхностно. Эта политика ассимиляции «язычества», которое нереально было стереть с лица земли, не представляла собой новшества; уже ранняя Церковь приняла и ассимилировала солидную часть дохристианского сакрального календаря. Иначе, крестьяне, по самому собственному методу существования не проявляли склонности к «историческому» и моральному христианству. Своеобразный религиозный опыт обитателей сельских районов опирался на то, что возможно было назвать «космическим христианством». Крестьяне Европы осознавали христианство как космическую литургию. Христологическая мистерия затрагивала кроме этого и судьбу Космоса. «Вся природа вздыхает в ожидании Воскрешения»: вот главный мотив как пасхальной литургии, так и религиозного фольклора восточного христианства. Мистическое единение с космическими ритмами, яростно отвергаемое пророками Ветхого Завета и чуть терпимое Церковью, стало ядром религиозной судьбе сельских районов, в особенности в Юго-Восточной Европе.
Для христиан этих районов «природа» — не мир греха, а творение рук Господних. По окончании Воплощения мир был восстановлен во всей собственной начальной славе. Как раз исходя из этого Христос и Церковь приняли столько космических знаков. В религиозном фольклоре народов юго-востока Европы сакральные действа кроме этого освящают Природу.
Для крестьян Восточной Европы такое положение вещей было вовсе не «оязычиванием» христианства, а, наоборот, «охристианиванием» религии их предков. В то время, когда будет написана история данной «народной теологии», как она проявляет себя в религиозном фольклоре и календарных праздниках, то станет ясно, что «космическое христианство» не есть ни новой формой язычества, ни синкретизмом язычества с христианством. Оно есть совсем необычным религиозным творением, где эсхатология и сотериология выходят на космические измерения; более того, Христос, постоянно будучи Пантократором, спускается на Землю и посещает земледельцев, подобно тому, как поступало в мифах первобытных народов Главное Существо перед тем, как оно превратилось в всевышнего отдыхающего. Данный Христос не «исторический», так как народное сознание не интересует ни хронология, ни точность событий, ни подлинность исторических персонажей. Из этого не нужно, что для обитателей сельских районов Христос был только одним из «божеств», унаследованных от прошлого многобожия. Между образом евангельского Христа и образом Христа религиозного фольклора нет несоответствия: рождество, учение Христа, его чудеса, воскрешение и распятие воображают наиболее значимые темы народного христианства.
Иначе, именно христианский, а не языческий дух пронизывает все эти творения фольклора: все концентрируется на спасении человека Христом, на вере, надежде и милосердии, на мире, что «оптимален», потому что сотворен Всевышним-Отцом и искуплен Сыном, на людской существовании, которое больше не повторится и которое совсем не бессмысленно; человек волен выбирать добро и зло, но он будет судим лишь за данный выбор.
В отечественную задачу не входит давать представление об главных направлениях данной «народной теологии». Но направляться подчернуть, что космическое христианство обитателей сельских областей выполнено ностальгии по природе, освященной присутствием Иисуса, ностальгии по раю, жажде преображения природы, пребывающей нетронутой и первозданной, защищенной от постоянных потрясений, завоеваний, войн, разорений. Это «идеал» земледельческих народов, неизменно разоряемых агрессивными ордами кочевников и эксплуатируемых разными «хозяевами». Это кроме этого и форма пассивного протеста против несправедливости и трагедии истории, против того, что зло не выступает лишь как следствие личной индивидуального решения и воли, а оказывается сверхличной структурой исторического мира.
Другими словами, в случае если возвратиться к нашей теме, то направляться признать, что в народном христианстве вплоть до наших дней находят проявление кое-какие черты мифологического мышления.
Обман космических масштабов — Сатанизм пришел из космоса. Часть 2.
