Всю ночь в Плоэрмельской крепости находились стук и звон — гарнизон подготавливался к сражению. Оружейники ковали, клепали, подтачивали, подгоняя доспехи для поединщиков. На конюшнях конюхи осматривали и чистили огромных боевых коней, а в часовне оруженосцы и коленопреклонённые рыцари облегчали душу, исповедуясь ветхому отцу Бенедикту.
Тем временем во дворе столпились копейщики, и из них отбирали добровольцев, пока не остановились на десяти самых лучших солдатах. Тёмный Саймон также попал в их число, и мрачное лицо его засияло от эйфории. Не считая него забрали молодого Николаса Дэгзуорта, добропорядочного авантюриста , что приходился племянником известному сэру Томасу, немца Вальтера, на данный момент, деревенского великана, от чьего огромного тела возможно было многого ожидать, не подведи его неповоротливый мозг, Джона Олкока, Робина Эйди и Рауля Прово. Вместе с еще тремя они дополнили отряд до нужных тридцати человек. Стрелки же, выяснив, что никто их них не примет участия в сраженье, подняли было шум и ругню, но делать было нечего — пользоваться луками не разрешили ни той, ни второй стороне. Действительно, многие лучники превосходно обладали и топором и мечом, но не привыкли биться в тяжелых доспехах, а легкие доспехи в грядущей рукопашной неминуемо обрекли бы их на быстрый финиш.
За час до полудня, в четвертую среду Великого поста, в год от Рождества 1351-й солдаты Плоэрмеля выехали из ворот замка и перешли мост через Дюк. в первых рядах ехал Бэмброу со своим оруженосцем. Крокварт сидел на могучем чалом жеребце и держал знамя Плоэрмеля — тёмный лев с флагом, стоящий на задних лапах на горностаевом поле. За ним следовали Роберт Ноулз и Найджел Лоринг, а рядом с ними — сопровождающий, что нес рыцарское знамя с тёмным вороном. Потом ехали господин Томас Перси, над ним развевалось знамя с лазоревым львом, и господин Хью Кэлвели — на его знамени была серебряная сова; следом за ним могучий Белфорд вез на луке седла тяжеленную шестидесятифунтовую булаву, а рядом ехал господин Томас Уолтон, рыцарь из Суррея. За ними двигались четверо доблестных англо-бретонцев — Перро де Комлен, Ле Гайар, д’Апремон и д’Арден; они выступали против собственных соотечественников, по причине того, что были приверженцами графини де Монфор. Над ними развевался ее зубчатый серебряный крест на лазоревом поле. Замыкали колонну пять германских и генегауских наемников, высоченный Гюльбите и копейщики. Всего в отряде было двадцать человек британской крови, четверо — бретонской, и шесть — германской.
Вот такие солдаты ехали полем к ветхому дубу. Полуденное солнце игралось на доспехах, над ними реяли флаги, а могучие боевые кони били копытами и вскидывали головы. Сзади нескончаемым потоком шли копейщиков и сотни лучников; у них предусмотрительно отобрали оружие, дабы грядущая маленькая схватка не превратилась во общее побоище. С ними шли и жители обоего пола, торговцы всякой снедью и вином, оружейники, герольды и конюхи, и врачи, дабы помогать раненым, и священники, дабы отпускать грехи умирающим. Масса людей запрудила всю дорогу, но сверх того со всех сторон к месту сраженья торопился различный люд — пешие и конные, женщины и мужчины, добропорядочные и простолюдины.
Путь был недолог: скоро, пройдя полями, они заметили громадный ветхий дуб, распростерший долгие кривые безлистные сучья в углу ровной зеленой луговины. Дуб казался тёмным от облепивших его ветви окрестных крестьян, да на земле около него собралась тьма людей; они шумели и галдели, как грачи в грачевнике перед заходом солнца. При приближении британцев масса людей закричала и завопила — вся округа дружно ненавидела Бэмброу, по причине того, что он выколачивал из населения украины на дело Монфоров, требуя с каждого прихода отступное и жестоко обходясь с теми, кто отказывался платить. Уроки, полученные на шотландской границе, не прибавили учтивости и англичанам мягкости в обхождении. Солдаты нормально продолжали путь, не обращая внимания на сыпавшиеся на них насмешки, но лучники развернули к горлопанам и быстро заткнули им глотки. Затем они самочинно взяли на себя обязанности блюстителей порядка и оттеснили толпу к самому краю поля. В том месте она и стояла плотной широкой лентой, а все поле было вольно для грядущего сраженья.
Бретонские рыцари еще не прибыли, и британцы, привязав лошадей по одну сторону луговины, собрались около собственного начальника. У каждого на груди висел щит, а копья были укорочены до пяти футов, так ими было эргономичнее пользоваться в пешем бою. Не считая копья у каждого на боку висел или клинок, или боевой топор. С головы до ног солдаты были закованы в броню, а на плащах и гребнях шлемов показывались эмблемы, дабы возможно было легко отличать собственных от чужих. До тех пор пока что забрала были подняты, и все радостно переговаривались между собой.
— Клянусь святым Данстеном! — вскрикнул Перси, рукоплеща приятель о приятеля латными перчатками и притопывая закованными в сталь ногами. — Скорее бы за дело, в противном случае у меня совсем застыла кровь!
— Ничего, вы еще успеете как направляться разогреться, перед тем как все кончится, — отозвался Кэлвели.
— Либо похолодеть окончательно. В случае если я выберусь из этого живым, в эникской часовне затеплятся свечи и благовест разнесется по всей округе, но что бы ни произошло, любезные господа, турнир данный нас прославит и окажет помощь нам в других делах. И любой из нас, в случае если ему повезет остаться в живых, достойно завоюет славу.
— Вы правы, Томас, — увидел Ноулз, подтягивая пояс. — Сам я не обожаю таких турниров на протяжении войны, по причине того, что негоже солдату больше думать о славе и собственных удовольствиях, чем о благе армии и деле короля. Но на протяжении перемирия это — наилучший метод совершить сутки. А вы, Найджел, из-за чего молчите?
— Я наблюдал в сторону Жослена, славный господин. Так как он лежит вон за тем лесом? А в том месте не видно ни того любезного господина, ни всех остальных. Будет весьма жаль, в случае если что-нибудь им помешает.
Хью Кэлвели засмеялся.
— Вам нечего беспокоиться, юный господин, — сообщил он. — Робер де Бомануар таковой человек, что если бы было нужно, он и один бы вышел против нас всех. Ручаюсь, лежи он на смертном одре, он все равно приказал бы принести его ко мне, дабы погибнуть на зеленом поле брани.
— Это действительно, Хью, — подтвердил Бэмброу, — я прекрасно знаю и его самого, и его людей. Во всем христианском мире не сыскать тридцати таких отважных и умелых солдат. Я также думаю: сейчас, что бы ни произошло, на долю каждого из нас выпадет большое количество почестей и славы. У меня в голове все время сидит один стишок, его пропела мне супруга какого-либо валлийского стрелка, в то время, когда я надел ей на руку золотой браслет — мы тогда только что забрали Бержерак. В ее жилах текла старая кровь Мерлина, и у нее также был дар прорицания. Она сообщила:
Тридцать восемь попугаев — 38 попугаев | Советские мультфильмы для детей
