До сих пор, говоря о языке скальдической поэзии, мы видели собственную задачу в том, дабы представить его как совокупность взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов, действующую как единый слаженный коммуникативный механизм, и практически совсем не касались неприятности эволюции данной совокупности. Настало время переместить фокус изучения в область диахронии.
Неприятность эволюции скальдического языка представляется значительной в первую очередь вследствие того что в отличие от безличной традиции сказителей эпоса язык скальдов создавался творчеством поэтов, осознающих собственный мастерство и личное авторство. Конечно, перед нами поднимается вопрос о роли и вкладе отдельных скальдов в его формирование и о представлении об данной роли в традиции. Сразу же нужно подметить, но, что неприятность происхождения совокупности кеннингов как такой не поддается изучению. Мы застаем язык кеннингов уже сложившимся и не имеем возможности проследить его генезис. Но, неприятность эволюции языка кеннингов и не должна сводиться к вопросу о его генезисе.
в течении собственной полутысячелетней истории язык скальдов не мог быть по большому счету свободным от какого именно бы то ни было развития, в нем неизбежно должны были происходить трансформации. Самые значительные из этих трансформаций прекрасно известны, они имели место в переломную эру христианизации Скандинавии. Так, с принятием христианства, по окончании 1000г. и особенно во второй половине XI — начале XII в. из стихов скальдов на время практически вовсе исчезают кеннинги, которые содержат имена мифологических персонажей. В первую очередь избегается упоминание имен языческих богинь и богов (32). Это отступление от классического потребления затрагивает многие — и прежде всего центральные — модели, применяющие в собственном составе мифологические имена: кеннинги мужа, жены, битвы, оружия и т. д. В следствии перестает употребляться и одна из упоминавшихся ранее моделей кеннингов мужа — с комбинированной базой (тип flotta felli-Njor?r).
Мифологические кеннинги в первую очередь исчезают из придворной поэзии — это разъясняется не столько свободным выбором скальдов, отказавшихся от поклонения языческим божествам и принявшим новую веру, сколько тем, что, приезжая из Исландии ко двору христианских конунгов и рассчитывая занять при них то место, которое традиционно занимали при норвежских правителях их предшественники начиная с первого исторического скальда Браги Ветхого, скальды сталкивались с совсем новой для себя обстановкой и были вынуждены к ней приспосабливаться. Известны случаи, в то время, когда христианские конунги по большому счету не хотели выслушивать посвященные им скальдические песни. В то время, когда Сигват Тордарсон, в будущем ближайший придворный сподвижник и первый скальд Олава Святого, в первый раз явился к этому конунгу и попросил разрешения выполнить хвалебную песнь в его честь, Олав заявил, что не желает, дабы о нем придумывали стихи, и не обожает слушать скальдов (33). Несколькими десятилетиями раньше, в конце X в. такая же история случилась при дворе первого норвежского христианского конунга с другим скальдом. Халльфред Оттарссон заставил Олава Трюггвасона выслушать сочиненную в его честь драпу (и заслужил тем самым собственный прозвище — Тяжёлый Скальд), припугнув, что в другом случае он забудет преподанное ему конунгом — его крестным — христианское учение (34). В следующем за этим эпизоде саги рассказывается о том, как конунг заставлял Халльфреда снова и снова переделывать стихи, в которых скальд информировал о собственном отказе от поклонения новой вере и богам в Христа: в висах Халльфреда конунгу не пришлось по нраву то, что он через чур много думает о всевышних (35). В одной из этих заслуживших неодобрение конунга вис Халльфред прямо говорит о связи унаследованного им от предков старого поэтического мастерства с культом Одина (Все люди создавали песни, / дабы завоевать благосклонность Одина; / я не забываю отличные / творения предков… B I 159, 7) (36).
Случившееся на протяжении христианизации изменение отношения к поэзии скальдов, непременно, вызывалось тем, что эта поэзия была изначально и нерасторжимо, на уровне самого языка, связана с язычеством. Обрисовывал ли скальд сцены из судьбы всевышних, изображенные на подаренном ему щите, либо отвечал насмешливой висой на выпад соперника, прославлял ли он подвиги правителя либо жаловался в стихах на потерю возлюбленной, он постоянно говорил на языке, целый образный строй которого был традиционно основан на языческой мифологии. Не просто так исходя из этого, предпринятая под давлением христианских конунгов попытка демифологизации поэзии скальдов стала причиной тому, что скальды по большому счету стали меньше применять кеннинги. В XI в. отмечается неспециализированная тенденция к упрощению скальдического языка, бросче всего проявившаяся в творчестве Сигвата.
Классический темперамент скальдического искусства не имел возможности, но, не мешать данной тенденции. Кроме того принявшим новую веру скальдам XI в., не обращая внимания на все их старания, не удалось всецело изгнать из собственных стихов имена мифологических персонажей. И Сигват, и Оттар Тёмный, и Арнор Тордарсон (последний, по-видимому, в первый раз вводит в скальдический обиход последовательность христианских кеннингов) неоднократно употребляют в собственных стихах перифразы с именами Одина. Особенно большое количество мифологических кеннингов в висах Ховгарда-Рэва. В сохранившемся маленьком отрывке поминальной песни о Гицуре Скальде Золотых Ресниц (ок. 1031), погибшем в 1030 г. вместе с Олавом Святым в сражении при Стикластадире, Скальд Рэв употребляет множество таких кеннингов (В I 295, 2, 1-3): Hoars bal пламя Большого (= Одина) = клинок; Draupnis dogg-Freyr Фрейр росы Драупнира (= золота) = супруг; heilagt full hrafnasar священная чаша всевышнего ворона (= Одина) = поэзия; stafna jar?ar leiptra Baldr Бальдр молнии почвы штевня = супруг (почва штевня = море; его молния = золото). В последней строфе Рэв прямо обращается к Одину (Val-Gautr Гауту павших), вознося хвалу главному асу за дарованное ему поэтическое мастерство (Fals veigr напиток Фаля (имя карлика) = кеннинг поэзии). Столь необыкновенное для скальда XI в. нагромождение мифологических кеннингов заставляет предполагать, что эти стихи были сочинены Ховгарда-Рэвом еще до его прибытия в Норвегию, в Исландии, где скальды, не испытывая давления со стороны аудитории, так же, как и прежде использовали ветхие модели (37).
Характерное для поэзии XI-XII вв. вынужденное отступление от классического потребления выяснилось, но, временным и опоздало привести к какое количество-нибудь значительным трансформациям в совокупности кеннингов либо тем более к ее деформации. Уже к началу XIII в. (38), в то время, когда, с одной стороны, укрепились позиции новой веры, а с другой — по окончании появления первых христианских драп, в которых была предпринята попытка применить скальдическую форму к совсем новым сюжетам и темам, — скальдам не приходилось больше отстаивать собственного права на существование при дворах скандинавских правителей, идущая от старейших времен традиция восстанавливается и мифологические кеннинги снова обретают, казалось бы, окончательно потерянное ими место в стихах скальдов. Мужа опять начинают именовать Фрейром, Ньёрдом либо Модимеча, брони либо битвы. Что же касается бессчётных имен Одина, то применение по крайней мере части из них в конце XII-XIV в. очевидно возрастает если сравнивать с старой поэзией (Gautr, ?rottr, ?undr), кое-какие же по большому счету в первый раз появляются в этих кеннингах лишь в поздних стихах (Sannr, Tveggi, ?гoг). Не в последнюю очередь это восстановление (в большинстве случаев его связывают с деятельностью Снорри Стурлусона и его племянников, Стурлы Тордарсона и Олава Белого Скальда, откуда и его наименование — Стурлунгский ренессанс) разъясняется пробуждением антикварного интереса к мифологии и языческой древности, но не только. Обстоятельства его могли быть и совсем обратного свойства. Как раз в творчестве поздних скальдов совсем теряется представление о начальной мифоэпической базе того либо иного кеннинга, происходит полная демотивация их моделей, а считавшиеся ранее языческими и потому изгонявшиеся из поэзии имена мифологических персонажей воспринимаются уже лишь как факты скальдического языка. Наилучшее свидетельство этому — известное поучение автора Младшей Эдды, обращенное к молодым поэтам: Сейчас направляться сообщить молодым скальдам, захотевшим изучить язык поэзии и оснастить собственную обращение древними именами (fornum heitum) либо захотевшим обучиться толковать чёрные стихи: пускай вникают в эту книгу, чтобы набраться мудрости и позабавиться. Необходимо помнить этих сказаний либо именовать их ложью, изгоняя из поэзии древние кеннинги, каковые нравились известным скальдам (hofu?skaldin). Христианам не нужно, но, верить в правдивость и языческих богов этих сказаний в другом смысле, чем сообщено в начале данной книги (39).
Не потому ли скальды не раздумывая использовали ветхие смелые кеннинги для обозначения хороших христиан, святых и духовенства? Действительно, определением в этих кеннингах уже не могли помогать хейти оружия, доспехов либо битвы: праведный супруг описывался в них только как хранитель либо раздаватель богатства. Так, Эйнар Гильссон, исландский скальд XIV в., в стихах о епископе Гудмунде Арасоне именует его стражем запястья (hrings vor?r В II 420, 8), Бальдром огня моря (= золота) (vi?is funa Baldr В II 421, 11), разбрасывателем колец (bauga slongvir В II 430, 3) и т. д., а для обозначения епископа кроме того создаёт ни на что не похожий кеннинг архи-Тунд (Тунд — имя Одина) цитадели вина (= чаши) (vins kastala erki-?undr В II 432, 12), соединяющий в себе имя языческого всевышнего с сугубо христианскими реалиями и их латинскими наименованиями! Подобным образом малоизвестный создатель Драпы о Екатерине (Katrinardrapa, XIV в.) использует для обозначения святой пара десятков ветхих мифологических кеннингов с именами валькирий и богинь: Труд покрывала (falda ?ru?r В II 570, 4), Хлин колец (bauga Hlin В II 571, 10), Христ огня Рейна (Hrist Rinar bals В II 575, 24) и т. д.
Вместе с тем принятие христианства не имело возможности не повлечь за собой и появления прямых инноваций в совокупности кеннингов. С конца X — начала XI в. она начинает пополняться моделями, обрисовывающими понятия, введенные в скальдический обиход новой верой. Первые кеннинги, обозначающие христианского Всевышнего, мы находим уже у Торлейва Ярлова Скальда (himins ro?la o?lingr В I 133, 2 князь небесного светила) и Эйлива Годрунарсона (Roms konungr В I 144, 3 конунг Рима), а также в отрывке из неизвестной скальдической песни Х в. Hafger?ingadrapa (munka reynir испытатель монахов и foldar hallar drottinn В I 167, 2 князь палаты почвы (= неба)). Знаменательно, но, что христианская поэзия так и не выработала собственного особенного языка. Свидетельство этому — не только применение ветхих смелых кеннингов для священнослужителей и обозначения святых. За редкими исключениями, все появляющиеся в христианскую эру модели — производные от кеннингов, созданных в языческие времена. В случае если скальды именовали собственного земного правителя князем Норвегии, Уппланда и т. д., употребляя заглавия его владений, то правителя небесного они именовали конунгом Рима (Эйлив), князем Иордана (Сигват) (40) либо — самая популярная модель — князем неба. Совершенно верно так же кеннинг правителя князь мужей (drengja drottinn, li?s gramr) был преобразован в кеннинг Всевышнего князь мира либо князь всего (helms hersir, alls drottinn). Подобным образом был использован и кеннинг мужа с именем деятеля в базе: в то время как в смелых кеннингах мужа именовали опустошителем достатка (armglo?ar ey?ir), подателем колец (bauga veitir) либо испытателем смерти (mor?kennir) и т. д., простыми кеннингами хороших христиан стали наименования типа опустошитель зла (ilsku ey?ir), податель веры (truar veitir), испытатель любви (astkennir) и подобные. В любых ситуациях христианский кеннинг "настойчиво попросил" только смены определения классического кеннинга мужа либо правителя. Лишь наименования Богородице не всегда находят прямые соответствия в совокупности кеннингов: ее именуют местом пребывания святого духа (heilags anda s?ti), ракой князя солнца (solar ?engils skrin) либо обрисовывают кеннингами, потребление которых по отношению к даме было бы немыслимым в старой поэзии, — конунг жен (vifa konungr), хёвдинг дам (snota hof?ingi) а также освобождающий от греха (bols lettir).
Связанные с принятием христианства инновации в языке скальдов не исчерпывались, но, возникновением новых моделей кеннингов. Христианские понятия имели возможность попадать в ходе варьирования и в ветхие смелые кеннинги, расширяя тем самым имеющиеся в распоряжении скальдов возможности синонимических субституций (ср., к примеру, кеннинги битвы месса оружия (vapna messa B II 484, 5) либо псалом меча (hjorsalmr В II 493, 13а), варьирующие модель голос/песнь оружия).
Как видим, принесенные христианской эрой новшества не только не преобразовывали совокупность кеннингов, но, наоборот, сначала были призваны вписаться в нее и потому были обречены направляться выработанным старой традицией канонам.
*
Нужно подметить, что все трансформации, о которых шла обращение выше, так или иначе были обусловлены внешними обстоятельствами и вовсе не связаны с имманентным развитием самой совокупности кеннингов. Нас же прежде всего должны интересовать те механизмы, каковые приводили ее в перемещение изнутри. Не будучи в состоянии изучить генезис и эволюцию совокупности кеннингов в целом, мы должны постараться, как это быть может, проследить историю тех элементов, из которых она складывается, — отдельных моделей кеннингов либо кроме того целых их систем. Как происходило это какую роль и развитие игрались в нем те либо иные скальды?
Фрагментарность сохранившегося (и особенно раннего) корпуса скальдической поэзии, не всегда неоспоримые датировки отдельных стихов а также творчества некоторых скальдов неизбежно делают отечественные построения во многом гипотетическими. Обращение, но, в первую очередь обязана идти не о возможности поиска однозначных ответов конкретных вопросов, а о выработке методики изучения, которая разрешила бы распознать неспециализированные закономерности эволюции скальдического языка.
В полной мере конечно, что история любого кеннинга начинается для нас с момента его самого раннего потребления в дешёвой для обозрения части скальдического корпуса, но было бы как минимум наивным лишь на этом основании считать, что это потребление и имеется первое появление данного кеннинга в традиции. Но, известен по крайней мере один случай, в то время, когда такое предположение возможно оправданным. Мы имеем в виду кеннинги в стихах, которыми, в соответствии с преданию, обменялись великанша и первый норвежский скальд Браги.
В Языке поэзии (41) рассказывается, что как-то раз поздним вечером скальд Браги Ветхий проезжал по лесу и повстречался с великаншей, которая обратилась к нему со следующей висой и задала вопрос его, кто он таковой:
Troll kalla mik
tungl sjotrungnis,
au?sug jotuns,
elsolar bol,
vilsinn volu,
vor? nafjar?ar (?),
hvelsvelg himins —
hvat ‘s troll nema ?at?
(B I 172, 6)
Эволюция iPad
