Этика отношения к животным — сердце начинает и выигрывает

Отечественное отношение к животным является отражением еще одной неизбывной неприятности людской психологии — конфликта между рассудком и логикой.

Третьего сентября 1977 года четырехметровый нильский крокодил по имени Куки проводил праздник Дня труда за любимым занятием всех крокодилов: греясь на солнышке. Куки жил в Серпентариуме Майами — так именовался парк рептилий, в котором обитали столетние черепахи, большие питоны, с легкостью заглатывавшие козу, и ящерицы и ядовитые змеи всех разновидностей. Среди других визитёров в данный сутки в парке был шестилетний Дэвид Марк Вессон со своим отцом. Хотя взглянуть на крокодила, они протиснулись к яме, где жил Куки, и заметили, что крокодил без движений лежит у пруда. Господин Вессон решил продемонстрировать сыну, что крокодилы могут двигаться. Он поставил Дэвида на цементную стенку, окружавшую яму, и отвернулся в отыскивании пары ягод дикого винограда, каковые возможно было бы бросить в крокодила. О предстоящем додуматься нетрудно.

В тот самый миг, в то время, когда папа отвернулся, Дэвид упал в яму, на то самое место, где Куки в большинстве случаев кормился. При жажде большие крокодилы смогут двигаться со скоростью молнии. В следующее мгновение Куки схватил мальчика. Услышав крики кошмара, обладатель парка Билл Хааст ринулся к яме, перепрыгнул через стенке и начал молотить Куки кулаками по голове. Увы, отобрать Дэвида у крокодила весом практически в тонну ему не удалось. Куки нырнул в собственный пруд, не производя зажатое в зубах тело. Труп мальчика удалось извлечь только пара часов спустя.

Хааст был в отчаянии. Той же ночью он спустился в крокодилью яму и всадил в голову Куки девять пуль из собственного «люгера». Через час животное погибло.

В то время, когда я в первый раз услышал о смерти Дэвида и Куки, логика посоветовала мне, что казнить животное было бессмысленно. Пускай Куки и весил практически тонну, мозг у него был величиной с мой громадной палец. Возможно смело утверждать, что крокодил, в случае если воспользоваться философским термином, не «несёт ответственность за собственные действия». По окончании смерти Куки супруга Хааста сообщила: «Крокодил вел себя естественным образом, лишь и всего». И она была права.

Но более примитивная часть моего рассудка была согласна с необходимостью кары. Согласился с ней и создатель редакционных статей из New York Times, назвавший смерть крокодила «эмоционально верным, не смотря на то, что и полностью иррациональным поступком». Верно ли поступил Хааст, убив Куки? Следовало ли нам прислушаться к логике, твердившей, что нельзя наказывать крокодила за то, что он направляться своим инстинктам? Либо же необходимо было внять гласу чувств, потребовавшему возмездия за смерть невинного ребенка?

Споры о том, что лежит в базе людской морали, эмоции либо рассудок, ведутся несколько сотню лет. Философ восемнадцатого века Дэвид Хьюм думал, что в базе морали лежат чувстве; Иммануил Кант выводил мораль из аргументов рассудка. Заинтересовавшись психологией животных и взаимоотношений человека, я решил узнать, что происходит в людской сознании, в то время, когда мы разглядываем вопросы морали, касающиеся вторых видов. В то время ведущим экспертом по психологии морали считался гарвардский психолог Лоуренс Колберг. Подобно Канту, Колберг думал, что принятие связанных с моралью ответов происходит по окончании тщательного обдумывания вопроса: мы взвешиваем все за и против тех либо иных действий и после этого принимаем логичное ответ. Колберг изучил развитие морального мышления у детей. Он говорил им историю, в которой имелась моральная задача, а после этого предлагал ребенку решить проблему и растолковать, из-за чего было выбрано то, а не иное ответ. Самой известной историей Колберга был рассказ о бедняке по фамилии Хайнц, что для спасения собственной умиравшей от рака жены похитил у жадного аптекаря лекарство, за которое тот запросил чересчур дорого. Колберговы детишки мыслили очень логично а также учитывали такие факторы, как возможность, что Хайнца поймают на краже, и счастье, которое последует за выздоровлением его жены.

Мы с моей студенткой Шелли Гэлвин применяли данный способ, в то время, когда изучили процесс принятия решений относительно использования животных в опытах. Мы поступали легко. Предлагали участникам оценить последовательность гипотетических предложений о проведении опытов с участием животных. Участники должны были одобрить опыт либо отказать в его проведении и растолковать, какими обстоятельствами они наряду с этим руководствовались. В одном примере исследователю, ищущему лекарство против заболевания Альцгеймера, требовалось разрешение на имплантацию стволовых клеток обезьяньих эмбрионов в мозг взрослых мартышек. В другом примере ученый собирался отрезать переднюю часть конечностей у новорожденных мышат, дабы изучать роль опыта и генов в развитии сложных двигательных стереотипов. Оба примера были забраны из настоящей судьбы.

Приблизительно добрая половина участников разрешила опыт на мартышках, но ампутацию конечностей у мышей допустила лишь четверть из опрошенных. Решения эти нас не поразили, но находившиеся за этими ответами аргументы были неожиданными. При с мартышками студенты склонялись к рациональному разрешению обстановки. Они исходили из-за затрат и выгод от опыта, и учитывали имеющиеся у животных права. Но в то время, когда обращение зашла о мышках, все выяснилось в противном случае. Участники писали: «Отталкивающий опыт!», «Поразмыслите лишь, как будет наблюдать на вас бедное животное!» либо «Отвратительно!». Решая вопрос об ампутации конечностей мышонка, испытуемые руководствовались отнюдь не логикой, а собственными чувствами по поводу опыта.

Исходя из превалировавшей тогда в психологии теории морального развития, мы предполагали, что отечественные испытуемые будут принимать решения, исходя из логики. А оказалось наоборот — все решали эмоции. Это предвещал еще Джонатан Хайдт, один из фаворитов новой школы психологии морали, которая подчеркивает примат сердца над головой в вопросах этики. Подобно многим вторым психологам, Хайдт уверен, что познание у человека складывается из двух отдельных процессов. Первый из них интуитивен, сиюминутен, бессознателен, непроизволен и эмоционален. Второй же, наоборот, связан с размышлениями, осознан, логичен и замедлен. Часто он включается в работу уже по окончании того, как мы приняли стремительное интуитивное ответ, — включается и разбирает всю когнитивную путаницу, подбивая базу под отечественные эмоциональные ответы.

Хайдт говорит, что отечественные моральные суждения отражают работу этих двух совокупностей и что в вопросах морали в большинстве случаев господствует нелогическая интуитивная совокупность. Теорию морали, предложенную Хайдтом, чудесно усвоила Люси, активист и редактор перемещения за права животных, которой я задал пара вопросов. В то время, когда обращение зашла о том, как ключевую роль играются в ее борьбе за права эмоции и животных логика, Люси сообщила: «Начинается неизменно с чувств. Но позже мне частенько удается отыскать логическую обстоятельство собственных эмоциональных реакций. В другом случае я не имела возможность завлекать людей на собственную сторону либо защищать собственную позицию».

Похожие статьи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Adblock
detector