Манчестер, 23 мая 1851 г.
Дорогой Маркс!
Я с наслаждением определил из газет, что «Neue Rheinische Zeitung» была кроме этого представлена в твоем лице на банкете глобальной прессы у Сойера. Надеюсь, тебе понравились омары а к Вашингтон и замороженное шампанское. Но для меня остается тайной, как господин Сойер разыскал твой адрес.
Знаешь, что стало с пьяницей Ларошем с Грейт-Уиндмилл-стрит? Как информируют германские газеты, он арестован и приговорен в Берлине к смертной казни через повешение. Выясняется, данный так называемый бывший прусский гусарский лейтенант — не кто другой, как сапожник Август Фридрих Готлиб Леман из Трибеля у Сорау{376} в верхнесилезской Польше, ополченец первого призыва, приговоренный 23 марта 1842 г. за дезертирство в мирное время, за подлоги и за недозволенные долги к лишению армейских отличий и к шестнадцати месяцам штрафного батальона. Новые факты для чёрта отечественных германских революционных храбрецов.
Что великие вояки, Виллих, Шиммельпфенниг и Зигель, все более сближаются между собой, это отлично. Данный солдатский сброд отличается поразительно нечистым корпоративным духом. Они смертельно ненавидят друг друга, питают зависть к друг другу, как школьники, при мельчайших отличиях, но по отношению к людям «штатским» они все единодушны. Точь-в-точь так же, — лишь в карликово-карикатурном масштабе, — как в первых французских армиях 1792–1793 годов. Общество на Уиндмилл-стрит они все разглядывают как батальон, что отправится в поход в боеготовности, сплоченными последовательностями; это все, что осталось по окончании того, как эмигранты были разгромлены в Швейцарии и высланы оттуда. Неудивительно исходя из этого, что они все примыкают к этому добропорядочному отряду. Отлично, что уже сейчас заметен офицерский корпоративный дух ветхой офицерского собрания и казармы и уже сейчас все видят, что в среде эмигрировавшего офицерства совокупность клик господствует в столь же сильной степени, как в «доблестной армии»[271]. Мы в свое время продемонстрируем этим господам, что означают «эти штатские». Все подобного рода истории показывают мне, что наилучшее, что я могу сделать, это продолжать собственный изучение армейского дела чтобы, по крайней мере, хоть один из «штатских» имел возможность померяться с ними силами в теоретическом отношении. По крайней мере я желаю довести дело до того, дабы для того чтобы рода ослы не могли меня оглушить собственной болтовней. Очень рад, что их все же надули на 2000 талеров. Известия из Кёльна весьма приятны. Пускай лишь люди в том месте поостерегутся.
В деле попрошайничества добропорядочная Иоганна{377} воистину превзошла все, что было до нее. Гейнцену остается повеситься; он ни при каких обстоятельствах не умел дойти до для того чтобы нахальства, как эта дама, которая к тому же плоха собой, как смертный грех.
Уже из британских газет было видно, что Жирарден не поддерживает Кавеньяка. Но если он констатирует тот факт, что шансы у Кавеньяка отнюдь не нехорошие, то этого хватит для чёрта положения. Если бы осуществилась та возможность, о которой ты говоришь, в частности, Бонапарт и большинство пошли бы на соглашение и попытались бы произвести незаконный пересмотр конституции, то, как я полагаю, из этого ничего бы не вышло. Этого они ни при каких обстоятельствах не добьются, пока Тьер, Шангарнье и «Debats» совместно со собственными приспешниками против. Шансы Кавеньяка были бы в этом случае через чур хороши; и тогда, я думаю, он имел возможность бы рассчитывать на армию.
В случае если гроза разразится в ближайшем году, то Германия окажется в отчаянном положении. Франция, Польша и Италия заинтересованы в ее раздроблении. Мадзини, как ты видел, кроме того давал слово чехам восстановление их государственности. За исключением Венгрии, Германия имела бы лишь одного вероятного союзника — Россию, при условии, что в том месте случится крестьянская революция. В противном случае у нас будет война не на судьбу, а на смерть с отечественными добропорядочными приятелями со всех сторон света, и еще громадный вопрос, чем вся эта история кончится.
Чем больше я думаю над историей, тем яснее мне делается, что поляки — une nation foutue{378}, которая нужна, как средство, только до того момента, пока сама Российская Федерация не будет вовлечена в аграрную революцию. С этого момента существование Польши теряет каждый суть. Поляки ни при каких обстоятельствах не совершали в истории ничего иного, не считая храбрых драчливых глупостей. И нельзя указать ни одного момента, в то время, когда бы Польша, кроме того лишь если сравнивать с Россией, с успехом воображала бы прогресс либо совершила что-либо, имеющее историческое значение. Напротив, Российская Федерация вправду играется прогрессивную роль по отношению к Востоку. Не обращая внимания на всю славянскую грязь и свою подлость, господство России играется цивилизаторскую роль для Тёмного и Каспийского Центральной Азии и морей, для татар и башкир; и Российская Федерация восприняла значительно больше элементов просвещения и в особенности элементов промышленного развития, чем, по самой природе собственной шляхетски-сонная, Польша. Преимуществом России есть уже одно то, что русское дворянство, начиная с князя и императора Демидова и заканчивая самым последним боярином четырнадцатого класса, у которого лишь и имеется, что его добропорядочное{379} происхождение, занимается производством, барышничает, надувает, берет взятки и обделывает всевозможные христианские и иудейские делишки. Поляки ни при каких обстоятельствах не умели ассимилировать чужеродные элементы. Немцы в городах остались и остаются немцами. В это же время любой русский немец во втором поколении есть живым примером того, как Российская Федерация может русифицировать евреев и немцев. Кроме того у иудеев вырастают в том месте славянские скулы.
хорошие примеры «бессмертия» Польши дают наполеоновские войны 1807 и 1812 годов. Бессмертным есть у поляков лишь их беспредметная драчливость. К тому же большинство Польши, так называемая Западная Российская Федерация, другими словами Белосток, Гродно, Вильно, Смоленск, Минск, Могилев, Волынь и Подолия, начиная с 1772 г., за малыми исключениями, нормально подчинялась господству русских; они и не шевельнулись, за исключением немногих дворян и горожан в отдельных местах. Четверть Польши владеет литовским языком, четверть по-русински, часть на полурусском языке, а фактически польская часть на хорошую треть германизирована.
В оригинале рядом с германским словом стоит русское, написанное латинскими буквами: blaharodno. Ред.
К счастью, мы в «Neue Rheinische Zeitung» не взяли на себя по отношению к полякам никаких определенных обязательств, не считая неизбежного обязательства восстановления Польши в соответствующих границах, да и то при условии аграрной революции. Я уверен, что в Российской Федерации эта революция осуществится всецело раньше, чем в Польше, как благодаря национального характера русских, так и благодаря большего развития в ней буржуазных элементов. Что означают Краков и Варшава против Санкт-Петербурга, Москвы, Одессы и т. д.!
Вывод: забрать у поляков на западе все, что быть может, занять их крепости немцами, в особенности Познань, под предлогом защиты, дать им хозяйничать, отправлять их в пламя, пожирать их продукты, кормить их обещаниями Одессы и Риги, а в случае, если бы удалось вовлечь в перемещение русских, соединиться с ними и заставить поляков к уступкам. Любой дюйм, что мы уступаем полякам на границе от Мемеля{380} до Кракова, совсем разрушает в армейском отношении эти и без того до крайности не сильный границы и обнажает целый берег Балтийского моря до Штеттина{381}.
Я, но, уверен, что при ближайших беспокойствах все польское восстание ограничится участием познанских и галицийских аристократов вместе с некоторым числом перебежчиков из Царства Польского, поскольку Царство Польское до таковой степени обескровлено, что больше ни на что не может, и претензии этих рыцарей, если они не будут поддержаны французами, итальянцами, скандинавами и т. д. и подкреплены чехословацкими восстаниями, потерпят крушение благодаря жалкого характера их совместных усилий. Нация, которая может выставить максимум 20000—30000 человек, не имеет возможности иметь голоса. А Польша, разумеется, не выставит многим больше.
Передай привет Фрейлиграту, в случае если встретишься с ним, и твоей семье, включая гражданина Муша{382}. Я приеду в Лондон примерно на 7 дней позднее, чем рассчитывал; это зависит от последовательности мелочей.
Кстати, из Кёльна еще ни строки. Написал ли ты? В случае если я не возьму письма в скором будущем, оно мне уже не окажет помощь{383}. Не осознаю, из-за чего Д[аниельс] не имеет возможности сделать для меня этого одолжения. Запрещено ли написать ему вторично? Д[аниельс] имел возможность бы сразу же написать несколько строк несколько строчков и отправить их мне. В другом случае я могу оказаться в чертовски неприятном положении.
Твой Ф. Э.
