самый основательный ответ на данный вопрос, как ни думается парадоксальным, был дан в работах М.Вебера. Люди, преисполненные капиталистического духа сейчас если не враждебны, то совсем равнодушны по отношению к церкви. Благочестивая скука рая не прельщает столь деятельные натуры, а религия представляется им только средством отвлечь людей от трудовой деятельности в нашем мире.[7] А само развитие капиталистического духа возможно легче всего осознано в рамках неспециализированного развития рационализма и должно быть выведено из его принципиального подхода к последним вопросам бытия.[8] Вера в всевышнего рационализировалась и истощалась вместе с распространением рыночных буржуазно-индивидуалистических взаимоотношений. В протестантизме, с его упором на спасение через личный успех в труде, она вступает в несоответствие со служением второму как сущностью духовного отношения к миру. Протестант, буржуазный человек живет для дела, помогает себе, в лучшем случае собственной семье, утешаясь, что тем самым помогает Всевышнему либо, для атеистов, обществу. /Общее благо образуется за спиной действующих себе на пользу индивидов/. Традиции, привычки, ритуалы, ценности и идеи, не сопрягающиеся с эффективностью и выгодой, теряют собственный значение. Осмелимся отыскать в памяти другого великого аналитика капиталистического образа судьбы. Буржуазия, везде, где она достигла господства, уничтожила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Бессердечно порвала она пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его естественным повелителям и не покинула между людьми никакой второй связи, не считая обнажённого интереса, бессердечного чистогана… Меновой ценой стало все: личное преимущество человека, профессионализм доктора, юриста, воодушевление поэта, человека науки и т.д. и т.п. Кроме того домашние отношения сведены к чисто финансовым отношениям.[9]
Идейно-политически отказ от принципа служения выражается в совершенстве либерализме и свободной личности, юридически — в концепциях правового страны, социально — в формировании открытого гражданского общества. Классические общества были закрытыми и закрыты они обычаями, верами, моралью, почитанием авторитета, любовью либо страхом, другими неоправданными перед лицом разума пред-рассудками. Для них характерно ценностно-рациональное регулирование взаимоотношений. Обобщенно говоря, они регулировались, были закрыты духовностью, культурой. Открытое общество от этих пут освобождается, в нем не запрещаеться все, что не не разрещаеться законом, что все формализует и кодифицирует. Опираясь на целерациональное, социотехническое регулирование и бюрократию, оно делается совокупностью общей полезности — цивилизацией.
Не обращая внимания на броское, впечатляющее описание К. Марксом проникновения рынка во все поры судьбы, для того времени его можно считать художественным преувеличением, что особенно заметно при сравнении с нынешней обстановкой. Сначала рынок сосуществовал с культурой, экономика была ядром, системным причиной общества, главным, но не единственным. Это была публично-экономическая формация. Марксисты открещивались от трактовки собственного учения в духе экономического детерминизма, настаивая на действии на экономику надстройки, вторых сфер публичной судьбе, подчеркивая, что они развиваются по собственным законам. Капитализм Х1Х века не был и глобальным явлением, не смотря на то, что оказывал влияние на государства Африки и Азии, а по окончании революции в Российской Федерации на социалистически ориентированные тоталитарные общества. Но на данный момент марксистская теория приоритетности экономического в совокупности общества, под крики о ее провале, торжествует очень.
Новый этап в развитии капиталистических взаимоотношений наступил по окончании распада закрытых социалистических обществ. Рынок, польза, прибыль стали фактически общей формой судьбы людей, воистину глобальным явлением, что разрешило провозгласить открытое общество ярким будущим всего человечества. Расчет, купля-продажа из сферы материального производства и потребления пробрались в казалось бы несовместимые с этими подходами области судьбы. В научном творчестве — интеллектуальная собственность, в мастерстве — шоу-бизнес, о спорте как благородном соревновании умов и сил приходится лишь вспоминать, в интимных отношениях продажная любовь дошла до правильных прейскурантов на ее различные методы, семьи скрепляются партнерскими договорами. Показались представители религиозного бизнеса, торгующие всевышним намного результативнее, чем в то время, когда брали индульгенции. Дискредитируются последние, остаточные формы чего-либо нетоварного, самоценного, экзистенциального. Польза ни при каких обстоятельствах не отважится переступить мой порог,- сказал Уильям Блейк. Ах, поэты-романтики, по большому счету поэты, где Вы сейчас? В погоне за прибылью возбуждаются самые низменные и саморазрушительные потенции противоречивой людской натуры. Все осуждают телевидение за то, что оно стало орудием разложения личности. И никто ничего не имеет возможности с этим сделать. По причине того, что эксплуатация страстей, болезней и пороков людей стала по окончании новых технологий и эксплуатации природы третьим по важности источником прибыли. Без трансформации социальных обуздания и отношений капитала, человека как личность не спасти. Особенно изощренный критик и деконструктор культуры Ж. Деррида не желает согласиться с тем, что человек по большому счету способен делать что-то благородное. Дар, презент, служение, любовь — фальшивые монеты, потому что одаряемый постоянно испытывает чувство признательности в отношении дарителя, что со своей стороны, может получить от сделанного подарка чувство удовлетворения. Выходит, что подарка в чистом виде не существует, потому, что по собственной природе он не должен включаться в экономические отношения. В случае если презент проявляется либо означивается,- утверждает Ж.Деррида, — если он существует либо имеется на данный момент как презент, как то, что он имеется, тогда он не есть, он аннулируется. По крайней мере, сущности подарка /его бытия либо проявления, его как такового, потому, что оно имеет интенциональное значение либо означивание/ достаточно, дабы отменить презент. Сущность подарка равноценна не-подарку либо не-истине подарка.[10] Развенчать Добро — вот конечная цель постмодернистской этики, в случае если о такой в этом случае возможно сказать. Она отражает и усиливает процесс его размывания в настоящих людских отношениях.
Совершенно верно только бог ведает, но социологи вычисляют, то 90% бесед среднего американца связаны с деньгами — как их заиметь и на что израсходовать: «Как, Вы еще не пользовались низорал-шампунем?» Все события мира и другие интересы укладываются в оставшиеся 10%. Его преимущество также определяется экономически: какое количество данный человек стоит. Для характеристики содержания сознания и подобного общества его участников понятий рынка, капитализма не хватает. Они через чур конкретные, отраслевые. Целесообразно признать, что к началу ХХ1 века духовно-политический тоталитаризм потерпел полное поражение от утилитаризма и в самые развитых государствах Запада сформировалось глобальное экономическое общество, и соответствующий ему тип человека — Homo economicus. Экономическое общество, экономический человек — не метафоры, а самые адекватные теоретические понятия для выражения современных форм судьбы. Рыночное, капиталистическое, гражданское — через чур частные, своеобразные, а свободное, открытое — через чур абстрактные, демагогические характеристики для того чтобы общества. Капиталистическая публично-экономическая формация переросла в формацию, идеологией и истиной функционирования которой есть экономизм. Экономизм — это в то время, когда через призму рентабельности рассматривается фактически все, что существует и экономика из системного фактора преобразовывается в совокупность в целом. Экономизм — социально институциализированный эгоизм. В следствии духовность вытесняется на периферию судьбы, в филантропию, а от обозначающих ее слов остаются безлюдные оболочки. Взывать к совести — сентиментально, напоминать о долге – идеализм либо эсхатологическое сознание, верить — наивно, любовь — эмоциональное рабство, патриотизм — мы этого не понимаем и т.п. Не так долго осталось ждать начнут ставить вопрос о рентабельности человека, задавать вопросы для чего необходимы люди по большому счету и в чем польза счастья. Потому, что, как сказал мизантропически настроенный А. Шопенгауэр, «жизнь – это предприятие, которое не покрывает собственных затрат», ее подготавливаются заявить банкротом и назначить внешнее (технологическое) управление. Всевышнему в воздухе экономизма нечем дышать, он болеет, ему воздают формальные почести (да и то меньше, то и дело переходя к дискредитации и прямому опошлению, сейчас особенно Христа), а практически поклоняются сатане, сатане (в основном желтому). Сатана не требует служения, ему угодить легче — служите себе. Образуется мир без, лишь сущее, что свидетельствует его впадение в состояние необычной гуманитарной энтропии. Эгоизация и индивидуализация бытия значительно действеннее обезбоживают мир, нежели это делали атеисты, усердные и сознательные борцы с религией. Они боролись с Всевышним на земле духовности, за другую духовность. Экономизм уничтожает саму ее землю.
Бездуховность экономического общества не отклонение либо какая-то его ущербность в структуре и организации. Она вытекает из его сути как выражение преобразовательно-потребительского отношения к миру. Не уравновешенное служением и альтруистичностью, заботой о судьбе ис/по/требляемой природы, неизбежное перенесение этого отношения на людей делает экономику из средства развития судьбы в средство ее подрыва. Экономика трансформируется в экономизм. Подобно тому как вышедшие из-под неспециализированного управления и начавшие развиваться по собственной программе клетки живого организма приводят его к раковому заболеванию, так деятельность не считающихся с судьбой целого индивидов ведет это целое к разложению. Деньги в сфере духа — логика. Везде деньги — везде рациональность, расчет, эквивалентность. Экономический человек делается безличным, что не свидетельствует его тупости либо несостоятельности во всех отношениях. Это новый тип человека — Актор. Как потребитель, интеллектуал, технократ, действенный и самодостаточный воротила он органичен для товарно-финансового производства. Но как раз для производства. Но эти свойства он в большинстве случаев переносит в культуру, а утратой духа и души, фактически живого начала может кроме того гордиться. «Гройс владеет неповторимым сочетанием четкости чрезвычайной артистичности и математического ума. Ему в Германии неоднократно говорили, что на протяжении выступлений он выглядит как шоу-мен. Он легко приемлет вывод другого человека, ему чужда воздух русского спора. Ощущается его непогруженность в человеческие страсти. В этом отношении он полумертвец, что я весьма уважаю, это свойство в нем развито кроме того больше, чем во мне. В общем, личность Бориса Ефимовича мне близка и понятна»[11]. Если не сводить жизнь к коммерческому функционированию и производству, пускай кроме того «артистическому», неприятность в том, дабы подобные качества оставались в их пределах, а в остальных сферах бытия человек имел возможность проявлять себя не как «полумертвец» и биоробот, а как целостное духовное существо. Как более либо менее идеальная Личность.
В государствах победившего экономизма не считая безотносительных бездумных рыночников много людей встревоженных таким развитием событий. Достаточно отыскать в памяти Э. Фромма, Франкфуртскую школу, Ж. Батая, коммунистическое, по большому счету левое, а сейчас антиглобалистское перемещение. Официальный лозунг социал-демократических партий Европы: рыночная экономика, но не рыночное общество. Они стремятся противостоять прямому переносу законов экономики, другими словами общей продажности, на сферу мастерства, образования, по большому счету культуры, личных и межчеловеческих взаимоотношений. В этом глубинный суть социального регулирования рынка как установления пределов экономизма, подчинения рвения к прибыли и потребительству более высоким целям. С позиций сохранения духовности и экзистенциального измерения мира его возможно назвать гуманитарным регулированием. Не просто так, что чистые, настоящие экономисты, в противном случае говоря, узкие, тупые специалисты постоянно осуждают подобное вмешательство в экономику, и они неизменно либеральны. Не просто так кроме этого Блок сказал: Я живописец и потому не либерал. Против рыночного фундаментализма выступил кроме того Дж. Сорос. Сложившееся на Западе общество, которое принято вычислять открытым и к достижению которого как к идеалу устремился мир, он нежданно для собственных адептов подверг резкой критике. За отсутствие в нем… духовности. И соглашается признать лишь переходным к какому-то новому, где экономика служила бы неспециализированному благу. Переходное общество подрывает публичные сокровища и ослабляет сдерживающие моральные факторы. Публичные сокровища высказывают заботу о вторых. Они подразумевают, что личность в собственности обществу, будь то семья, племя, нация либо человечество, интересы которого должны быть больше интересы отдельной личности (!-В.К.)… В моей новой формулировке открытое общество не находится в оппозиции к закрытому обществу, а занимает ненадежное промежуточное положение, в котором ему угрожают со всех сторон универсальные идеи, доведенные до победного конца, это все виды экстремизма, включая рыночный фундаментализм.[12]
Определенные надежды в реализации собственного нового идеала смешанного общества Дж. Сорос возлагал на Россию, для чего были исторические основания. Увы. Экономизм, контргуманистические тенденции превалирует , не смотря на то, что без сопротивления им дело было бы намного хуже. Парадокс России в том, что тут стоит общий плач по духовности и культуре, распространены упования на них, при одновременном жажде достигнуть тех же результатов, что и в государствах передового экономизма. Малосовместимость этих целей — не замечается. Пафос догнать и перегнать подавляет традицию критического отношения к экономизму как в русской дореволюционной публичной мысли, так и опыт попыток, пускай незавершившихся и неудачных, его преодоления в социалистическую эру. Американизм, — писал В.В.Розанов ещё в начале ХХ столетия, — имеется столь же устойчивый и кардинальный момент в истории, как Рим и Греция. Мы будем торговать, а другое не имеет значение. Мы (Российская Федерация) живём в этом моменте мещанства, мы только что в него вступаем… Европа, как и Азия, в итоге побеждаются Америкой. Американизм имеется принцип, как классицизм, как христианство. Америка имеется первая страна, кроме того часть света, которая, будучи просвещенной, живёт без идей. Вот это существование без высших идей побеждает и чуть ли не победило христианство, как христианство некогда победило классицизм».[13] Сущность американизма — экономизм. И не отдавая отчета в этом глобальном несоответствии между экономизмом и духовностью тяжело избежать тупиковой для человека, как признает большая часть важных мыслителей, возможности либерально-утилитарного пути. Нечего тогда сказать и об особенной, спасительной, на что многим хотелось бы сохранять надежду, миссии России Сейчас.
Создание свободного экономического общества в Петербурге
