Июнь — июль 1917 г.

В то время, когда Лоуренс возвратился обратно, он застал Ауду и Назира в ссоре. Но ему удалось легко их помирить, и утром 19 июня экспедиция выступила в поход на Акаба, которому было суждено сделаться вторым переломным моментом в войне арабов. Численность экспедиционного отряда составляла всего лишь 500 человек. Первый переход надлежало сделать в западном направлении к Баиру — группе развалин и колодцев, имевших интерес историков и пребывавших на расстоянии приблизительно 70 км по прямой от Геджасской железной дороги.

На следующий день, в то время, когда приблизились к Баиру, Ауда попросил Лоуренса отправиться с нам вперед. Оказалось, что в Баире был похоронен сын Ауды, у которого последний желал побывать на могиле. Пригласив с собой Лоуренса, он тем самым оказал ему уважение, как приятелю, с которым он планировал поделить собственный горе. Первое, что они заметили, подъехав к Баиру, — это поднимавшийся из колодцев дым. Оказалось, что три колодца были уничтожены динамитом. . На их счастье самый маленький колодец сохранился, а исправив еще один, они предотвратили опасность остаться без воды. Но это неожиданное открытие позвало у них беспокойство, поскольку разрешало предполагать, что турки имели возможность уничтожить колодцы кроме этого и к востоку от Ма’ана, куда они планировали сделать следующий переход. Это вынудило их остановиться в Баире на 7 дней, произвести разведку в Эль-Джефире, а наровне с этим узнать настроение местных племен, на поддержку которых они рассчитывали.

Замысел, что они наметили, предусматривал неожиданный переход ЖД линии к югу от Ма’захват и ана Абу-Эль-Лиссала — громадного родника в верхней части прохода. Так взятие родника являлось как бы ключом к воротам, поскольку оно разрешило бы им отрезать от Ма’ана турецкие посты, расположенные по дороге к Акабе, каковые благодаря голода были бы вынуждены сдаться.

Для исполнения задуманного удара требовалось в первую очередь успокоить подозрения турок. Сделать это казалось очень тяжёлым не только вследствие того что пустыня была местом, где слухи распространялись весьма скоро и где любой враждебно настроенный араб являлся красивым осведомителем турок, вместе с тем и вследствие того что Акаба являлась через чур очевидным объектом для нападения. Лоуренс положился в этом случае на много раз оправдавшую себя недальновидность турок и решил сыграть на их бестолковой подозрительности методом неестественного отвлечения их внимания. Необходимо сознаться, что проделал он это очень умело.

Еще до начала экспедиции Лоуренс много раз намекал о намечавшемся наступлении на Дамаск. Шаалан помог ему, сказав об этом туркам, которых он желал предостеречь. В достижении собственной цели Лоуренс рассчитывал кроме этого на неосторожную и бессознательную помощь со стороны Назиба. Помимо этого, случайно в руки турок попали тайные документы Ньюкомба, содержавшие схему намечавшегося наступления через Тадмор на Алеппо.

Дабы вынудить турок еще больше поверить в возможность наступления на Дамаск, Лоуренс с сотней арабов предпринял набег в северном направлении на ЖД линию. Чтобы своевременно возвратиться обратно, требовалось совершить долгий и тяжелый переход, поскольку выбранное ими место пребывало от Баира на расстоянии более 175 км. На следующий день вечером они приблизились к мосту, но совсем нежданно для себя нашли его прекрасно охранявшимся. Тогда решили продвинуться еще севернее, сохраняя надежду отыскать второе, более подходящее место для укладки мины. Потому, что Лоуренс желал создать у турок чувство, что основные силы арабов находятся поблизости, он сделал вывод, что захватить поезд будет еще более действенным, чем подорвать мост. Удалось отыскать многообещавший участок и занять выжидательную позицию на скалистом амфитеатре с противоположной стороны близлежащего бугра.

Утром встала тревога, поскольку нежданно показался отряд турок на мулах. Но удалось, не обратив на себя внимания соперника, выбраться из позиции, которая имела возможность появляться ловушкой, и перебраться на другой бугор. Из этого ночью Лоуренс спустился к ЖД насыпи и заложил в дренажный сток под полотном громадную автоматическую мину. Следующее утро было совершено в томительном ожидании поезда, которое днем было прервано возникновением турецкого отряда. Не смотря на то, что соперник и был в два раза посильнее, все же арабы желали его нападать, рассчитывая на внезапность нападения и на громадный личный вес верблюдов если сравнивать с мулами, как на дополнительное преимущество. Арабы заявляли, что в конном бою они постоянно смогут победить над турками, и думали, что их утраты будут не больше пяти-шести человек. Но Лоуренс отказался дать собственный согласие на наступление, считая это через чур дорогой ценой за успех, что для их набега, преследовавшего только отвлечение внимания соперника, по сути дела являлся излишним.

Но у Лоуренса имелись еще в другие мотивы: он не хотел быть обузой себя военнопленными, а наровне с этим опасался, что добыча в виде 200 мулов имела возможность появляться так «жирным блюдом», что у арабов пропал бы аппетит к Акаба.

Но поезд так и не показался. Из-за отсутствия воды отряд больше ожидать не имел возможности. Тогда ночью они спустились к ЖД линии, подорвали путь на поворотах, с целью затруднить его исправление в будущем, и заложили мину, дабы взорвать ремонтный поезд. Затем направились к югу, пересекая хорду Амманского поворота железной дороги, пока не приблизились к маленькой станции. Тут вид турецкого воина, гнавшего стадо овец, был для голодных арабов через чур громадным соблазном, дабы они имели возможность устоять. Маленький отряд подкрался к группе турецких служащих и офицеров, сидевших за кофе у станционной кассы. Выстрел, которым был убит наповал самый толстый из них, послужил знаком для грабежа и нападения станции. Воспользовавшись паникой, арабы угнали овец в горы. Турки удачно защищались на одной половине станции, но арабы подожгли другую, разобрали рельсы, оборвали провода на громадном протяжении линии и ушли, не утратив ни одного человека. После этого, отойдя на пара километров, они расположились на отдых, зарезали и зажарили овец, а утолив собственный голод, ночью отправились в Баир.

Тут их ожидали приятные вести. Назир взял запас муки на 7 дней, снабжавший им свободу маневрирования, и добился обещания помощи со стороны кланов. Помимо этого, прибыл отправленный от Шаалана с известием о том, что в поиски за ними турки выслали кавалерийский отряд численностью в 400 человек, что проводники водили самыми долгими дорогами.

Было очень принципиально важно воспользоваться создавшейся благоприятной обстановкой, а потому 28 июня экспедиционный отряд выступил. Прибыв в Эль-Джефир, поняли, что все колодцы были уничтожены. Все же посчастливилось, исправив один из них, дотянуться воды, а заодно насладиться сознанием, что удалюсь одурачить турок, каковые, уничтожив колодцы, ощущали себя в безопасности. Было решено произвести наступление за два дня до выхода из Ма’ана турецкого каравана с припасами, что каждую наделю доставлял продовольствие постам, расположенным на дороге в Акабу. Тем временем, как было договорено ранее, блокгауз, закрывавший подход к АбуЭль-Лиссал, был захвачен местными арабами.

1 июля, в тот момент, в то время, когда об этом было получено известие, экспедиция направилась к железной дороге. Достигнув последней, она взорвала на громадном протяжении мосты, дабы вынудить гарнизон Ма’ана направиться к югу, а не к юго-западу, в Абу-Эль-Лиссал. Но их надеждам не суждено было сбыться, поскольку пришло неприятное сообщение о том, что показалась турецкая колонна, оттеснявшая арабов от блокгауза.

В конечном итоге появление турок у блокгауза выяснилось чисто случайным. Только что прибывший в Ма’ан для смены батальон турок уже выстраивался во дворе станции, дабы направиться в казармы, как внезапно пришло известие о нападении на блокгауз. Захватив с собой горное орудие, батальон в тот же час же выступил на помощь, еще перед тем, как имело возможность поступить сообщение о разрушении железной дороги. Отыскав блокгауз перевоплощённым в развалины, начальник батальона расположился лагерем.

Подобная неудача послужила для Лоуренса хорошим уроком, доказав, что на войне случайности смогут уничтожить наилучший замысел, в случае если лишь он не имеет вариантов. Отыскать же вариант в создавшейся обстановке было тяжело. В тот самый момент, в то время, когда было получено указанное ранее неприятное известие, люди Назира взвалили собственный багаж на верблюдов и мгновенно выступили. Проехав всю ночь, они к восходу солнца достигли холмов недалеко от Абу-Эль-Лиссала. Становилось ясно, что сейчас уже не имела возможности оказать помощь никакая стратегия выжидания, в связи с чем был скоро создан замысел боя.

Продвигаясь на протяжении лежавших полукругом холмов, арабы растягивались до тех пор, пока не окружили еще дремавший лагерь, перерезали телеграфные и телефонные провода на Ма’ан. После этого снайперским огнем они стали подбивать турок, рассчитывая вынудить их пойти в наступление на бугры. Потому, что арабы все время находились в движении, появляясь в исчезая то в одном, то в другом месте, турки практически не имели цели для огня, и их горная пушка только напрасно расстреливала боеприпасы. Зной был так силен, что бой, требуя в аналогичных условиях огромного напряжения сил, в итоге сделался пыткой.

Решительные действия были предприняты под влиянием оскорбления. Лоуренс, истомленный зноем, не видя перед собой выхода из создавшейся обстановки, подполз к яме, где пребывало мало воды, дабы хоть намочить себе губы. К нему присоединился Назир. Мало спустя показался Ауда. Неуважительно радуясь при виде их слабости и напомнив Лоуренсу о тех критических замечаниях, каковые тот раньше делал, Ауда задал вопрос, какого именно он сейчас мнения об арабах племени ховейтат. Но вместо похвал Лоуренс неуважительно ответил: «Стреляют они вправду большое количество, но попадают мало».

Ауда сорвал с себя головное покрывало, бросил его на землю и быстро побежал вверх по бугру, как одержимый, созывая собственных людей, каковые сперва собрались около него, а после этого ринулись вниз по отдельности. Лоуренс, встревоженный последствиями собственного замечания, поспешил за Аудой, которого он отыскал одного на вершине бугра. Единственно, что Ауда сумел сообщить, было: «Берите вашего верблюда, в случае если желаете заметить, как я могу сражаться».

К тому моменту, в то время, когда Лоуренс и Назир достигли нижнего яруса, где пребывали верблюды, Ауда с 50 наездниками уже провалился сквозь землю. Лоуренс отправился вперед к краю и заметил арабов мчащимися по склону горы в равнину полным галопом и обстреливающими на ходу турецкую пехоту, которая только что построилась, дабы отправиться обратно в Ма’ан. Кавалерия врезалась в тыл; при виде ее турки заколебались, а после этого неожиданно разбежались.

Назир прокричал Лоуренсу: «Вперед!» 400 наездников на верблюдах понеслись со склона горы. Потому, что все внимание турок было сосредоточено на Ауде, новая атака на них кроме этого была полнейшей неожиданностью. Лоуренс с Назиром врезались во фланг, и эта атака верховых верблюдов, мчавшихся с громадной скоростью, была неотразима.

Потому, что сам Лоуренс ехал на скаковом верблюде, он обогнал всех и был один, в то время, когда врезался в ряды турок. Верблюд неожиданно упал, и он вылетел из седла, как ракета, причем пролетел большое расстояние, перед тем как упал на землю. К счастью, но, тело верблюда послужило ему прикрытием, разделяя массу нападающих на два потока, поскольку в другом случае нападавшие пронеслись бы по нему и затоптали его ногами животных.

В то время, когда Лоуренс пришел в себя, бой закончился. Он длился всего лишь пара мин. и, как большая часть успешных кавалерийских атак, в конечном итоге был резней, удавшейся благодаря быстроте и внезапности. Было убито 300 турок, перед тем как арабы удовлетворили собственный чувство мести, а сверх того 160 человек, большей частью раненых, были захвачены в плен. У арабов было лишь двое убитых. Ауда был опьянен успехом: он доказал Лоуренсу, чего имело возможность добиться его племя ховейтат. Его одежды и кобура его револьвера, полевой бинокль и ножны были пронизаны пулями, но сам Ауда кроме того не был поцарапан — чудо, которое он приписывал восьмипенсовой репродукции Корана, изданной в Глазго, за которую пара лет перед тем он по глупости заплатил 120 фунтов.

Из показаний военнопленных удалось выяснить, что в данное время в Ма’ане имеется лишь две роты. Исходя из этого было очень соблазнительно развернуть в сторону и сразу же захватить Ма’ан, поскольку подобный случай снова не повторится, потому, что турки, возможно, скоро отправят подкрепления. Арабы племени ховейтат настаивали на необходимости воспользоваться данной возможностью; к данной идее склонялся и сам Ауда.

Лоуренс не желал отвлекаться в сторону от собственной стратегической цели, соблазняясь тактическим успехом. Ему было совсем ясно, что для успешного продолжения его стратегического замысла была нужна база, и он имел возможность взять ее, только захватив Акабу. Если бы арабы сейчас отправились в Ма’ан, они скоро были бы выкинутыми оттуда, а после этого отрезанными от припасов либо помощи.

Тогда как стратегические размышления Лоуренса удержали арабов от поворота обратно к Ма’ану, тактический инстинкт Ауды, который связан с его суеверным страхом нахождения среди мертвецов, явился обстоятельством того, что арабы снова выступили в поход в ту же ночь. В то время, в то время, когда отряд пребывал в ложбине, были продиктованы письма к шейхам прибрежных племен, извещавшие о победе и предлагавшие им вступить в бой с турецкими гарнизонами, пока не подойдет отряд. В следующей серии писем, предназначавшихся начальникам трех турецких постов, лежавших на дороге к Акаба, говорилось следующее: «В случае если у вас кровь не будет разгорячена, мы будем брать пленных; при немедленной сдачи мы гарантируем им хорошее обращение и надёжную доставку в Египет». Так Лоуренс подготавливал неприятелю возможность сдачи.

Сразу же по пятам за посланцами шла армия. Она была похожа на турецкую армию, поскольку арабы, следуя обычаю первобытных победителей, надевали обмундирование, снятое ими со собственных мертвых неприятелей. Пройдя 8 км через плато, заметили расстилавшуюся внизу перед ними равнину Гувейра. По мере того как колонна спускалась вниз по спиральному спуску, стала понятна вся безнадежность любого наступления с моря кроме того в том случае, если бы каким-либо чудесным образом дорога от Акабы к Гувейре была открыта.

наличие и Усталость военнопленных затрудняли переход. В то время, когда сделали привал на ночь неподалеку от Гувейры, то оказалось, что прошли лишь около 225 км. Тут отряд был встречен местным шейхом, что сказал, что гарнизон Гувейра численностью в 120 человек сдался. Это устранило одно из самые серьёзных препятствий на пути.

На следующий сутки, 4 июля, они приблизились к Кесире. Тут, к собственному великому разочарованию, они выяснили, что глава этого поста, расположенного на вершине руководившего равниной утеса, решил оказать сопротивление. Они внесли предложение собственному новому союзнику шейху доказать собственную преданность и ночью атаковать пост. Потому, что эта возможность не радовалась шейху, он объявил, что полнолуние сломает все дело. Лоуренс, у которого в ежедневнике было отмечено, что в данный сутки должно быть затмение, не принял его объяснения, дав обещание, что сейчас вечером некое время луны не будет. Затмение наступило, и тогда как суеверные турецкие воины стреляли из ружей и били в бронзовые горшки, «дабы спасти пребывавшую в опасности луну», арабы взобрались по горе и неожиданной атакой захватили пост, причем забрали в кавалеристов 70 человек и плен 50 пехоты.

На следующий сутки арабские части спустились в ущелье, так узкое, что в некоторых местах ширина его достигала нескольких ярдов. Имелось много мест, где «одна рота с двумя либо тремя пулеметами имела возможность бы задержать целый армейский корпус». Дабы не допустить приближавшуюся угрозу, гарнизон Акаба численностью в 300 человек быстро отошел в глубь страны с целью укрепить оборону. Но все окопы были обращены фронтом к морю и, так, совсем не защищены от неожиданного наступления с тыла. Местные же племена, жаждавшие собственной доли грабежа, уже восстали и окружали турок.

Туркам два раза посылалось предложение о сдаче, но ответом являлся только град пуль. Многие бедуины настаивали на том, дабы пойти на приступ. Расчеты Лоуренса принудить турок к сдаче города были в значительной мере поколеблены недочётом продовольствия у собственной армии. Но третья попытка была кроме этого сделана посредством морального действия. В этом случае гарнизон давал слово сдаться через два дня, если не подоспеет помощь из Ма’ана. Турецкому офицеру на это было указано, что арабы не смогут выжидать так продолжительно и что затяжка приведет к резне. Турки уступили, давая слово сдаться к восходу солнца.

Ночью много показались новые племена. собравшиеся, как мухи на мед, и, не зная о существовавшей договоренности, 6-го с восходом солнца открыли по туркам пламя. Тогда вмешался Назир, появление которого вынудило обе стороны приостановить боевые действия. Когда стрельба закончилась, турки сходу сдались.

Прошло два месяца с того момента, как экспедиция покинула берег моря у Веджа. С того времени она прошла по огромной кривой через пустыни Аравии, причем самый долгий круговой путь был самым легким.

Взятие Акабы было похоже на неожиданный прорыв туч, нависших над египетским фронтом весной и летом 1917 в первых рядах. С позиций морального результата оно являлось единственным настоящим достижением, которое возможно было противопоставить двойной неудаче английских сил у Газы. Со стратегической точки зрения данный успех ликвидировал какую бы то ни было опасность турецкого наступления через Синай против Суэцкого канала либо против сообщений английской армии в Палестине. Он открывал кроме этого новый фронт боевых действий, на котором арабы имели возможность оказывать значительную помощь возобновившемуся наступлению британцев.

Тактически падение Акаба означало для соперника утрату более чем 1 200 человек военнопленными и убитыми, арабы же утратили убитыми лишь двух человек. С позиций экономии сил операция, совершённая у Акаба, была превосходной: все было достигнуто применением менее чем 50 человек из арабских сил в Геджасе. Как практическая экономия английских сил она была еще более необычной, поскольку была выполнена методом откомандирования всего лишь одного нежелательного офицера из британских частей в Египте.

Еще громадным был конечный эффект взятия Акабы, поскольку это событие снабжало распространение на турецких флангах «арабской язвы», подтачивавшей силы турок и игравшейся на их нервах.

За девять дней до взятия Акаба, 27 июня, в Египет прибыл новый командующий, господин Эдмунд Алленби.

Хроники революции. Июль 1917 года

Похожие статьи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Adblock
detector