Кузнецову, главному врачу, я была нужна как иллюстратор. Он планировал писать монографию об своевременном лечении выпадения прямой кишки. Выпадение, вернее выворачивание, прямой кишки в момент дефекации и просто при любом напряжении, натуге – явление в лагерях очень распространенное. Истощение, полное исчезновение жировой клетчатки, и все это при непомерно тяжелой физической работе, – обстоятельство этого явления. Кузнецов решил устранить данный недостаток своевременным методом. Раньше это никому не приходило в голову. В этом и заключался его научный труд, что я опять должна была иллюстрировать, как это я уже делала, в то время, когда он – также своевременным методом – лечил энтериты, вырезая метрами участки воспаления узкого кишечника.
Возможно было не опасаться, что «подопытных кроликов» не хватит. Он ходил на консультации по всем лаготделениям, выяснял через местных эскулапов, имеется ли жалобы на «выпадения», и советовал направлять таких больных (вернее было бы сообщить – истощенных) в ЦБЛ. «Зайцам» давали слово, что не придется больше пальцами, к тому же на морозе, вправлять кишку, выворачивающуюся наподобие чулка!
«Зайцы» валом валили! Доходяги были счастливы любой ценой попасть в поликлинику. Лежать, отдыхать, три раза в сутки приобретать настоящий хлеб и питание, а не лагерный суррогат – пускай же за все это счастье врач режет и шьет все, что ему угодно!
Сначала и меня эта мысль увлекла. Но скоро я к ней охладела. Действительно, кишка больше не имела возможности вывернуться, но какой ценой? Ее подшивали к апоневрозу, другими словами к «изнанке» позвоночника у основания копчика. Как-никак, это полостная операция. Иесть ли уверенность, что кишка не оторвется либо, что куда ужаснее, не порвется при запоре?
Еще хуже был второй метод: кисетный шов на анальное отверстие. В случае если рана инфицировалась и образовывался парапроктит, тогда Кузнецов переводил больного в гнойное отделение к второму доктору и больше не интересовался его судьбой. На какие конкретно мучения обрекал он доверившегося ему бедолагу?..
Хирургический корпус ЦБЛ занимал громадное двухэтажное строение, и контакта с другими отделениями у нас вовсе не было. По-моему, это не хорошо. Особенно тогда, в то время, когда старший врач хоть и виртуоз ножа, но откровеннейший профан в том, что касается неразрезанного больного! Анаш старший, Кузнецов, еще и ненавидел терапевтов и не признавал докторов узких профессий. Что ж, может, его симпатии на стороне врачей? Я начала присматриваться к врачам.
Его супруга в счет не шла: в хирургическом отделении была она тем, что у фармацевтов именуется «наполнителем».
Глебова Надежда Алексеевна. Невысокого роста, старательная, весьма себе на уме. Она еще не решила, на чем остановить собственный выбор – на хирургии либо гинекологии.
Пуляевский, либо, как его именовали, Пуля. Парторг. Ужасный тип. Ветхий дурак, совсем выживший из ума.
Это плеяда далеко не броских, но вольнонаемных докторов.
броскими личностями были грозой-арестанты.
Карл Карлович Денцель, рентгенолог, был мне в далеком прошлом знаком. Большой, неуклюжий, добрый, лысый как колено и неестественно бледный. Никто и ни при каких обстоятельствах не видел его взволнованным, а тем более сердитым. Трудился он добросовестно, но держался в тени. Для чего лезть вперед? За ним никакой вины, не считая германского происхождения, не было, а срока – 20 лет! Как рентгенолог он был незаменим. Как врач он не пробовал стать выдающимся. Одним словом, симпатяга, но далеко не светило. Но, поговаривали, что в личной практике (онзанимался нелегальными абортами) он проявлял куда больше жизни…
Второй немец, Сигурд Генрихович Людвиг, в противоположность Денцелю – личность на уникальность броская. Немцем возможно было его вычислять очень условно – он был из крымских колонистов. Папа– доктор, расстрелян в тридцать седьмом. Они с матерью сохранились, но весной 1941 года Людвиг был арестован и выслан в Караганду, где он, студент последнего курса мединститута, которому оставалось до диплома три месяца, освоил новую профессию – вывозил в поле навоз. Скоро, но, и эту специальность было нужно бросить: его этапом послали в Норильск, где он… Тут я затрудняюсь сообщить, к счастью либо к несчастью, заразился сифилисом. Тяжело вычислять сифилис счастьем! Это, но, ему помогло. Попав в поликлинику, он в том месте и остался на работе. Сперва в венерологическом отделении, а после этого, завершив лечение, – в качестве доктора-универсала, среди них и врача. Поликлиника на этом не прогадала: Людвиг был доктором по призванию – все, за что он брался, осваивал в совершенстве. Понятия «как-нибудь» для него не существовало. В этом он был настоящим немцем!
Кузнецов, шулер и артист, в хирургии не признающий ничего, не считая ловкости рук, в один раз сообщил:
– Людвиг берет все крепкой задницей, – намекая на его настойчивость и феноменальную усидчивость.
Вот пример.
Приходит Людвиг ко мне в перевязочную:
– Евфросиния Антоновна, научите меня французскому языку!
– Вы его хоть мало понимаете?
– Полностью нет.
– Книжки, какие-нибудь пособия у вас имеется?
– Ровно ничего, кроме того словаря.
– Так это же нереально!
– Но это весьма необходимо. Освободившись лет через пять-шесть, я не смогу трудиться ни в одной порядочной поликлинике – немец, политический преступник… В городах мне не дадут жить. Значит, я буду доктором в захолустье, исходя из этого мне нужно освоить все отрасли медицины, а также отоларингологию: «ухо-горло-нос». Я раздобыл превосходный учебник по данной профессии, но он на французском языке. Мне нужно его выучить!
И он его выучил. Как? Да вот так: он приходил со своей увесистой «библией», и мы начинали просматривать слово за словом, фразу за фразой. На каждом слове приходилось останавливаться и растолковывать все: правописание, произношение, значение…
Опасаюсь, что я неважный педагог, но он был совершенным учеником. Скоро дело пошло на лад: собственного он добился.
Очевидно, эта дополнительная нагрузка была для меня нелегким бременем. Работы у меня всегда было больше всех допустимых норм, и Людвиг пробовал, как мог, вознаградить меня за труд: по окончании урока мы выпивали чай. С сахаром! С хлебом – не лагерным, из различных отбросов, а настоящим – тёмным, ржаным, из муки. Настоящей! Бывало, что Людвиг приносил коробку каких-нибудь консервов.
Ходил он по пропуску. В его обязанности входило обследование заключенных в лаготделениях для обнаружения случаев заболевания сифилисом. Ну а попутно были у него больные среди вольнонаемных, предпочитавшие лечиться, скрывая собственную заболевание.
Вольняшки платили хороший калым натурой: американской тушенкой, паштетом. Часть калыма доставалась и на мою долю.
Хирургическое отделение Поликлиники №1
