Гераклит из эфеса

Между VI и V столетиями до н.э. в Эфесе жил Гераклит. Нрава он был строптивого, замкнутого и раздражительного. В публичной жизни принимать участия не хотел: Просьбе соотечественников дать городу законы он отказал, — гласит один древний источник, — т.к. город, согласно его точке зрения, уже впал в произвол плохого устройства. Он написал книгу О природе, откуда до нас дошло множество фрагментов в виде серии афоризмов в туманном стиле, напоминающих сентенции оракулов, каковые в большинстве случаев общались лишь с теми, с кем хотели, и держались подальше от толпы. Это он делал с целью избежать насмешек и презрения тех, кто, считая вещи снаружи несложными, полагали, что понимают их, в конечном итоге, ничего не осознавая. За то он и был прозван Гераклитом Чёрным.

Милетцы обратили внимание на универсальный динамизм вещей, на то, что вещи появляются, растут и гибнут, и все миры подчинены этому процессу. Они считали данный динамизм значительной чёртом первоначала, которое порождает, поддерживает и впитывает все вещи. Но только Гераклит глубоко раскрыл эту тему. Все движется, все течет, panta rhei, нет ничего, что остается недвижным и постоянным, все изменяется и преобразовывается без исключения. В двух его известных фрагментах читаем: Запрещено войти в одну и ту же реку два раза и нельзя тронуть два раза что-то смертное в том же состоянии, но, по обстоятельству быстроты и неудержимости трансформации, все рассеивается и планирует, приходит и уходит; Мы входим и не входим в одну и ту же реку, мы те же самые и не те же самые.

Суть этих фрагментов ясен: река видимым образом та же, в это же время в действительности она складывается из воды всегда новой, которая прибывает и исчезает. Исходя из этого, входя в реку второй раз, мы омываемся уже второй водой. Но и мы сами изменяемся: в момент полного погружения в реку мы уже другие, не те, что были. Потому Гераклит и говорит, что мы входим и не входим в ту же реку. Совершенно верно так же мы имеется и не есть, т.к., дабы быть тем, что мы имеется в определенный момент, мы должны не быть тем, чем были в предшествующий момент. Дабы быть , мы должны непрерывно не-быть больше тем, чем мы были только что, в любой из моментов. И это, по Гераклиту, имеет силу для всякой действительности без исключения.

Данный нюанс учения Гераклита, несомненно, самый известный, привел некоторых из его учеников к крайним выводам, как к примеру, Кратила, упрекавшего Гераклита за недостаточную последовательность. Вправду, мы не только не можем два раза искупаться в одной реке, но не можем и единожды, из-за быстроты течения (в момент вхождения и погружения в реку прибывает уже вторая вода, и сами мы — другие еще до полного погружения).

Но для Гераклита не это утверждение было главным. Оно было пунктом, оттолкнувшись от которого, он шел к более глубоким и храбрым выводам; к становлению как постоянному переходу от одной противоположности к второй: холодные вещи раскаляются, тёплые охлаждаются, мокрые высыхают, сухие увлажняются, юнец дряхлеет, живой умирает, от смертного родится другая младость и без того потом. Между неприятными сторонами всегда идет война. Но коль не так долго осталось ждать действительность любой вещи в становлении, война обнаруживает себя как сущность: Война имеется мать всего и повелительница всего. Но речь заходит о таковой войне, которая в какой-то момент имеется мир, т.е. контраст, что вместе с тем и гармония. Вечное течение вещей и универсальное становление раскрываются как гармония контрастностей, как вечное умиротворение противоборствующих сторон, примирение спорщиков и напротив. Они (невежественные) не знают, что то, что превосходно, в соответствии с с самим собой; гармония разностей подобна смычка и гармонии лиры. Лишь в чередовании противоположности дают друг другу своеобразный суть: Заболевание делает сладостным здоровье, голод информирует приятность сытости, а тяжёлый труд позволяет вкусить отдых; нереально было бы осознать имени справедливости, в то время, когда бы не было обиды.

Противоположности соединяются в гармонии: &семь дней;Дорога вверх и дорога вниз имеется та же самая дорога; Общее — начало и конец круга; Одно да и то же — живое и мертвое; бодрствующий и дремлющий, юный и ветхий, потому, что одни вещи, изменяясь, становились вторыми, а те, другие, изменяясь со своей стороны, становятся первыми. Итак все имеется одно, а из одного проистекает все.

Эта гармония единства противоположностей и имеется Всевышний и божественное: Всевышний имеется сутки—ночь, зима—лето, война и мир, голод и сытость.

Гегель ценил Гераклита как раз за эти суждения, собрав их в собственной Логике. Но гармония Гераклита далека от гегелевской диалектики, она укоренена в философии физиса как отличие и тождество, в начальной субстанции во всех ее проявлениях (J. Burnet). Вправду, и фрагменты, и косвенные свидетельства светло говорят, что Гераклит думает пламя фундаментальным началом, а все другое разглядывает как трансформации огня. Все вещи сущность размен огня, и один пламя меняет все вещи, как товары сущность размен золота, и на золото изменяются все вещи; Данный порядок, одинаковый для всех вещей, не сотворен никем из Всевышних, и никем из людей, но всегда был, имеется и будет вечным живым огнем, мерами возгорающимся и мерами затухающим. Очевидна побудительная обстоятельство, по которой Гераклит положил в пламя природу всего: пламя самый явным образом воплощает характеристики вечного трансформации, гармонии и контраста. Он живет смертью горючего, длится в изменениях золы, дыма, пара; он имеется, как сказал Гераклит о собственном Всевышнем, вечные сытость и нужда.

Данный пламя подобен молнии, всем управляющей, в противном случае, что всем командует, имеется познание, разум, логос, разумные законы. Так начало Гераклита выступает связанным с идеей согласующего ума, которая у милетцев только подразумевалась. Один из фрагментов подчеркивает новую позицию Гераклита: Один единственный мудрец не хочет и хочет быть названным Зевсом. Не хочет зваться Зевсом, в случае если за ним стоит Всевышний из людских форм, привычных грекам; хочет зваться Зевсом, в случае если данный Всевышний — существо высшее.

Гераклит распознал познания и многогранность истины. Нужно быть начеку по отношению к эмоциям, потому, что последние удовлетворяются наружностью вещей. Так же совершенно верно направляться остерегаться точек зрения людей, основанных на наружности. Истина достигается умом по ту сторону эмоций. В этом смысле Гераклит вычислял себя пророком умопостигаемой истины, из этого его тон оракула как своеобразный метод выражения.

Обозначим последнюю идею. Душа — пламя, а значит, душа самая сухая — самая мудрая, а сумасшествие — это влажность, сырость. Гераклит оставил нам одну из красивых сентенций о душе: Ни при каких обстоятельствах не найти границы души, сколько бы дорог ее ни отслеживать, так глубина ее — это ее логос. Кроме того в горизонте физиса эта мысль Гераклита о безмерности пространства души прочерчивает броский луч к последующей мысли о душе вне физиса, дает нам, не смотря на то, что и предположение, но очень способную.

Похоже, что орфические идеи звучат и в утверждениях Гераклита о том, что бессмертные смертны, смертные бессмертны, эти живут смертью тех, а те умирают судьбой этих. Он возобновляет кроме этого идею орфиков о том, что телесная судьба — умерщвление души, а смерть тела вызывает к судьбе душу. Гераклит вместе с орфиками верил в награды и наказания по окончании смерти: По окончании смерти настигает людей такое, чего они не ожидали, что и представить не могли. Сейчас вряд ли вероятно более правильное установление связи его философии физиса с орфическими преданиями.

ГЕРАКЛИТ.

Похожие статьи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Adblock
detector