За колонией Гейдельберг шел бой. На большом растоянии по полю ползали цепи отечественных солдатских рот. Бой затягивался. К полдню подошла, разумеется, и артиллерия красных,— над стрелковыми цепями встала тёмная пыль. Ветер гнал эту пыль назад на колонию, а нам казалось — пыль лишь отрывается от почвы и без движений висит над нею, а через нее, вперед на красных, бегут низкие кусты, также, как казалось нам, оторвавшиеся от сбегающих к полю садов колонии.
Офицерская рота, которую генерал Туркул берег и бросал в бой лишь в крайних случаях, стояла повзводно во дворах.
Взводный 1-го взвода, поручик Пестряков, лежал в тени под забором и курил махорку. Перед ним, на ведре, опрокинутом дном кверху, сидел поручик Ягал-Богдановский, большой, стройный офицер, в белой, неизменно чистой гимнастерке, перехваченной серебряным кубанским пояском.
— Ясное дело, десант Улагая провалился! — лениво обосновывал поручик Пестряков, в отыскивании тени неуклюже ворочая собственный практически четырехугольное тело.— Но неужто, сообщите, ни генерал Бабиев, ни Казанович, ни Шифнер-Маркевич, ни сам, линия его дери, Улагай, не учли обстановки?.. Зарваться чуть ли не до Екатеринодара и дать красным сгруппироваться у себя же в Тимошевском районе! Так как это юнкеру под стать, а не генералам!..
И, выставив локти вперед, он, совершенно верно тюлень, пополз на протяжении забора. Отыскав не тронутый солнцем уголок, снова грузно опустился на бок. Зевнул.
Его сходство с тюленем подчеркивали еще и усы, рыжие и долгие, свисающие через рот к подбородку.
— Нет, поручик, Кубань отечественной не будет!..— продолжал он.— Не будет отечественным и Дон!.. Казачий период войны окончен.. Сейчас у нас осталась одна надежда — на Украину, Махно и Володина…
— Простите, поручик, но я не осознаю вас!.. Поручик Ягал-Богдановский продвинул ведро к забору и засунул в узкий, яхонтовый мундштучок новую папиросу.
— По-моему, чем дальше бы генерал Врангель держался от данной своры, простите за выражение, тем лучше было бы для отечественного дела Партизанщина! Поразмыслишь, какая помощь! . Оказать помощь нам может сейчас одна лишь Польша. В случае если польская армия двинется на Киев… а она обязательно двинется!.. Так как не для того же признала нас Франция, чтобы оставаться и в будущем при собственном сочувственном нейтралитете!. По всем данным,— на это намекал и Мильеран,— Франция заберёт в собственные руки единое руководство, и тогда обе армии, и отечественная и польская…
Я отвернулся и отправился в сторону.
В другом финише двора на свежевыструганных балках сидели поручики Кечупрак, Аксаев, подпоручик Тяглов и мичман Дегтярев, за что-то дисциплинарным порядком высланный к нам из флота. Они тихо разговаривали. В стороне от них стоял поручик Горбик, совсем еще юный, синеглазый офицер с русыми кудрями, непокорно выбивающимися из-под фуражки. Поручик Горбик чистил винтовку. Щеки его были по-детски вздуты; он сопел, старательно водя по каналу ствола шомполом — то вверх, то снова вниз… На крыльце, растопырив ноги в драных сапогах, сидел подпоручик Морозов. Как когда-то вольноопределяющийся Ладин, подпоручик Морозов практически прекратил говорить. Борода его разрослась в стороны и, цепляясь за плечи, ровным полукругом лежала на груди.
— …а рыбы-то, рыбы! — доносились до меня отдельные слова поручика Аксаева.— Как опустишь в глубину невода эти… Честное мое слово!.. Эх, господа!.. Э-эх, мои милые!.. Хороша отечественная Белая!.. Э-эх, и река же!..
Бой за колонией длился. Но артиллерия красных, все время бившая по стрелковым цепям, внезапно перебросила пламя на резервы и начала бить по колонии.
По улице понеслась пыль. Громыхая, промчалась безлюдная телега.
— Ко мне!.. Четвертая!..
На протяжении заборов бежал поручик Барабаш. За ним, звеня винтовками и котелками,— его рота.
— Ага, накрыл татарчонка! — крикнул смеясь поручик Пестряков, нехотя подымаясь из-под забора.— Свиное ухо, брюки в заплатах, стрекача дал?..
Через 60 секунд тёмные взлеты почвы кружились уже на протяжении безлюдной улицы.
Мы кроме этого отошли за дом. Находились без звучно, слушая, как по улице мечется грохот огня.
— Найдёт!..
— Кого?.. Тебя?..
Грохот бежал все ближе и ближе.
— Неугомонные какие конкретно!.. Что?..
— Озверели, говорю…
— Это, господа, красным неистовством именуется. Это…
И внезапно грохот упал к нам через крышу и, расколовшись, раскатился во дворе.
…В то время, когда мы снова немного подняли головы, из-за угла дома еще падали последние комья почвы.
— Здорово! — сообщил поручик Иванов 2-й, выглядывая из-за угла.— А эти-то — что угорелые!.. Смотрите, в хлев угодило!..
По двору — все вкруговую — бегали две свиньи. За одной, то рассыпаясь во все стороны, то снова сбиваясь в кучу, катились мелкие розовые поросята.
— Lisalotte!.. Lis’lott’, zuruck!..* — раздался испуганный женский голос, думается с крыльца дома.— Lis’lott’!..
Но над нами снова загудело. И снова мы упали на землю, и снова из-за угла посыпались комья почвы.
Позже все стихло…
— Да шевелитесь!..
Подпоручик Морозов стоял уже среди двора. Держал на руках девочку. Брюки его были в крови. Красные широкие пятна все ниже ползли по нечистому сукну и медлительно опускались за голенища.
— Санитара!.. Да кличьте санитара… Фельдшер!..— хрипло кричал подпоручик Морозов.
А со ступеней крыльца, в первоначальный момент нами вовсе не увиденная, подымалась выбежавшая за девочкой колонистка. Поднявшись на колени, она подняла на подпоручика Морозова тщетные, круглые глаза, позже быстро встала, качаясь, подбежала к нему и внезапно, совершенно верно сразу же утратив все необходимые слова, нераздельно, по-звериному закричала.
…Наконец подбежали санитары.
У девочки были оторваны обе ступни.
——————
* Лизалотте!.. Лизлотт, назад! (нем.)
Heidelberg || Влог || Мысли вслух || О жизни, выборе и книгах || Приглашенный гость Берелова
