Для пояснения теории ветров. 1756

1. Задача разрешённой работы — показать трактат в его становлении, в легитимации его университетов и в установлении закономерностей его стратегического развития. Эта задача будет решаться сходу в двух направлениях. С одной стороны, серьёзными тут оказываются эволюционные ходы трактата, его интенции, которые связаны с историчностью любой деятельности людской сознания. А с другой, не меньше значительными оказываются кроме этого и те механизмы дискурсивной организации трактата как текста, трактата как жанра философствования, каковые разрешают тем либо иным образом структурировать целый корпус философских текстов и концептуализировать любой разговор о трактате.

2. Начать направляться, пожалуй, с установления некоей тематической рамочки для отечественного изучения, оговорить правила игры. Для собственной работы мы будем применять лишь трактаты Нового времени и те представления о трактате как жанре, каковые сложились в парадигме философствования по окончании Декарта. Тому имеется две обстоятельства. Во-первых, как раз тогда складываются те хорошие совершенства научности, каковые разрешают вычислять трактат научным жанром. А во-вторых, тут принципиально важно то, что лишь в эру Нового времени — появляется своеобразное поле философствования а также сама философия как деятельность разума (в смысле характерного метода отношения к миру, знанию и человеку).

Еще один серьёзный пункт содержится в том, что мы будем говорить о трактате как о жанре философствования и текстообразования, и потому собственное содержание того либо иного трактата будет воображать для нас столь уж серьёзного значения.

З. Значительным для беседы о трактате как о жанре философствования есть определение специфики философского текст по большому счету. В действительности, какой текст нужно считать философски. Как происходит это определение: конституируется извне, предполагается изнутри самого текста либо обретает себя в движении от одного к второму? По крайней мере, тут будет уместным остановить пара на этом вопросе.

Специфика философского произведения во многом определяет благодаря самому этому произведению. Исходя из этого любой текст неповторим не только с содержательной стороны, но и с тех позиций, каковые вероятны в него и каковые дают основания для любой классификации. Неповторим он еще и в силу тех разработок, каковые применяет любой текст для собственной реализации. У трактата в этом отношении шансов больше всего, поскольку в его распоряжении наука, а это воистину всемогущий миф.

4. Ответственным для философского текста есть его отношение к собственным границам. (В случае если сонет — это 14 строчков, то трактат возможно как 4, таки 4000 страниц). Более того, трактат не имеет необходимости определять личные границы, он равнодушен к этому, потому границы всегда смещаются. Но такое смещение и имеется философская работа.

«Смещение границы и есть философской работой. Критерии границ и сами границы находятся в работе»¹. Смещение границы (в этом отношении Кант был Великим Пограничником) и имеется то особенное место трактата, где он вписывает себя всецело, без остатка. Возможно, исходя из этого любой, кроме того самый строгий философский трактат трудится неизменно на границе других дисциплин и философии (как гуманитарных, так и конечно — научных).

5. Эта пограничная работа трактата связана во многом с тем, что трактат имеется самый классический жанр философского текста, но различие между хорошим и неклассическим (постклассическим) происходит уже с вторых позиций, каковые не находятся в самом тексте. С одной стороны, такая обстановка формирует около трактата некую среду, вероятное поле интерпретаций, каковые не только содействуют адекватному размещению трактата в культуре философского текста, но и задает тон (ритм) отношениям с границами и границами трактата людской мышления. А иначе, наровне с вопросом о границах и классичности трактата как текста направляться кроме этого ставить вопросы и «… о сущности истории, сущности и познания отношения и возможности практики, сущности и специфики самого философствования»?.

6. Самое время перейти к тем конкретным стратегиям трактата, каковые разрешают ему реализовываться как жанру, и одновременно с этим позволяют интерпретатору (читателю) занять ту либо иную позицию по отношению к некоей проблеме либо тексту. Как же действует трактат? На какие конкретно смысловые узлы он опирается в собственном становлении?

7. Трактат начинается с заглавия, в котором задается угол зрения на тот либо другой вопрос либо проблему, причем время от времени само слово «трактат» выносится в заголовок, что предполагает уже в полной мере определенный подход со стороны читателя к самому тексту. (Но особенностью трактата есть то, что, не обращая внимания на всю предзаданность позиций читателя в отношении трактата, сам трактат остается предельно равнодушным к судьбе читателя, в следствии чего читатель обязан сам искать вероятные ходы для установления диалога с трактатом.)

В заглавии происходит кроме этого тематизация тела трактата, что вводит в обиход уже установившийся корпус механизмов для описания, проблематизации и работы с теми истинами, каковые дарует нам наука. Одновременно с этим тема трактата подчас дает лишь толчок, импульс (как, кстати, и в эссе) для начала некоего рассуждения.

8. Та глубина мысли, к которой обращается трактат при помощи собственного тела, предполагает узкую специализацию темы, предельную конкретность беседы и очень характерную исследовательскую интенцию. Что не только разрешает трактату быть о чем-то, вместе с тем дает ему возможность иметь в полной мере определенную научную сокровище. Трактаты постоянно пишутся для чего-то. Такая телеологическая направленность деятельности трактата разрешает ему не только без шуток изучить предмет, но и задает ритмику а также суть его перемещения. Трактат знает собственные жажды и исходя из этого эффективно трудится.

Иначе, трактат имеется лишь текст по поводу чего-то. Тут как бы игнорируется его самостоятельность и ущемляется самость, но трактат ни при каких обстоятельствах не прячется за собственным содержанием и исходя из этого постоянно находит методы для реабилитации собственного тела. Мы должны продемонстрировать, как это происходит.

9. По окончании заглавия в хорошем трактате (Лейбниц, Спиноза, Витгенштейн) практически по пунктам выдвигается последовательность положений (либо догадок), каковые в будущем или опровергаются, или оправдываются (докапываются). Причем это оправдание-доказательство может иметь темперамент как объяснения, описания, рассуждения либо выкладки некоторых мыслей, так и претендовать на создание новой науки, либо правильнее, некоторых совершенств новой научности (для примера возможно назвать как Спинозу, так и Гуссерля либо Делеза).

10. В любом трактате (и не только трактате, также как и в исповеди, и в эссе, и в романе) в обязательном порядке присутствует процедура рассуждения. Но специфика рассуждения в трактате содержится в том, что лишь трактат изначально нацелен на рассуждение. Те первоначальные дефиниции, определения, посылки, догадки, каковые делает создатель с целью введения в курс (отыщем в памяти Спинозу либо Витгенштейна), по сути, являются только предуготовлением к более основательному рассуждению (либо доказательству), которое и делается козырной картой, тайным оружием трактата.

В чем специфика рассуждения в трактате? Возможно, в том, что трактат может позволить себе так углубиться в некое рассуждение, что здесь окажутся уместными каждые философские проблемы, понятия, идеи и т.д. Как раз исходя из этого трактат есть излюбленным и одним из самые классических жанров важного философствования.

11. Ответственный (не смотря на то, что неясно, как) момент — любовь трактата ко всякого рода объяснениям. Он ни при каких обстоятельствах не пренебрегает ими (благо форма этому содействует) а также, более того, всячески поощряет таковой метод подачи собственного тела (материала).

Для чего необходимо объяснение? Объяснение необходимо чтобы читатель (тот, кому растолковывают) ощущал себя уютно и мог получить наслаждение от читаемого им незнакомого текста. Но парадоксальным образом объяснение ни при каких обстоятельствах и ничего не растолковывает, оно фактически самодостаточно и наряду с этим неизменно к чему-нибудь отсылает. (Оставаясь собой, трактат через объяснение сам себя разотождествляет). Трактат отсылает или к чему-то, что находится за его пределами, и тогда границы начинают приходить в перемещение, или к чему-то, что находится в него самого, и тогда трактат замыкается на самом себе и делается целым миром, со собственными описаниями, рассуждениями, доказательствами, со своим языком и со своей мифологией.

12. Объяснение — это еще и попытка отослать читателя куда-нибудь и устранить его. (Объяснение, быть может, пишется лишь чтобы устранить читателя из текста и отослать к чему-то иному, причем сама процедура объяснения, подчас очень долгая и запутанная, ничего не растолковывает и совсем игнорирует то, что она обязана растолковать). Итак, это возможность поиграть с читателем, одурачить его, посмеяться над ним и его попытками осознать читаемое. Объяснение неизменно пара иронично, оно замечательно знает собственную избыточность по отношению к теме изучения. (Афоризм замечательно осознаёт эту обстановку и потому избавляет себя от любых объяснений).

13. Объяснение — это то, что позволяет (призрачный шанс) мнимому автору забыться и представить (пускай на мгновение) себя несведущим в данном вопросе. Создатель сам себе растолковывает собственные позиции, намерения, жажды и этим занимает позицию наблюдателя; тогда сама фигура автора возможно обрисована со стороны, оценена и отнесена. Причем такая этичность автора совсем абсурдна в трактате.

Одновременно с этим направляться отдавать себе отчет в том, что объяснение это лишь одна из бессчётных возможностей разъяснить, описать, отстранить трактат как текст. Она удачно сосуществует с этими внутренними стратегиями трактата, как определение, рассуждение, подтверждение, рассмотрение, описание и т.д. Мы не будем детально вскрывать эти механизмы трактата, потому что рискуем серьезно запутаться в необходимости собственного самооправдания.

14. Актуальность трактата в том, что он предлагает разобраться в достаточно непростых моментах современной обстановке, исходя из этого он подчас очень полемичен и требует к себе внимания, тем большего, чем менее научным представляется трактат.

В высшей степени научный трактат не ориентируется на широкую публику, скорее напротив, он пробует создать собственную среду, собственный язык (собственный дискурс, законченный и самодостаточный в какой-то мере) и в конечном счете собственную публику.

Успешность того либо иного трактата будет зависеть от умения удерживать собственную публику, независимо от того, будет это 10 либо 10 тысяч людей. Для этого требуется создание собственной собственной; неповторимой и устойчивой области циркулирования знаний, которая в будущем не может быть редуцирована либо покрыта другими трактатами. (Хороший пример-трактат Витгенштейна, что со временем лишь наращивает обороты, увеличивает собственную публику и позволяет для происхождения вторых текстов, которые не в силах умалить преимущества начального текста).

15. Такое удержание публики связано, с одной стороны, с тем, что трактат желает (ни большое количество, ни мало) растолковать мир (вещи и явления), говоря историю о чем-то. Этим чем-то может оказаться какая-нибудь неприятность в философии, так и неспециализированная обстановка происхождения трактата, а также жизнь автора трактата (и тут он соприкасается с жанром дневника и исповеди). А иначе, трактат желает, в первую очередь, обрисовать (промаркировать) некую собственную область, выяснить легитимность и собственные границы любых действий в них. Т.е. трактат изначально нацелен на самоопределение, спецификацию, и этим во многом определяется как его структура, так и его тематические рамки.

16. Необычные отношения у трактата с собственным содержанием. Он пробует, обрисовывая что-то, исчерпать выбранную им тему полностью, наряду с этим осознавая, что это практически нереально. Никакое описание не может быть полным, но возможно строгим и важным (с научной точки зрения). Возможно, как раз исходя из этого трактат — это практически в любое время важное изучение, и неизменно имеется то, на что возможно опереться в последующем для изучения данной темы. По окончании Лейбница ни у кого не появляется жажды написать «другую монадологию», по крайней мере, такое написание носило бы скорее уже протагонистический либо антагонистический темперамент и было бы лишено всякой оригинальности, столь серьёзной для трактата.

17. Трактат как жанр философствования оказывает помощь автору избавиться от необходимости намерено растолковывать собственную позицию (как личности и как ученого) относительно темы собственного трактата. Именно исходя из этого трактат близок к объективистским позициям научного изучения и совершенствам науки. Но наряду с этим трактат — это подчас текст одного автора и потому предполагает единую точку зрения на ту либо иную проблему. Кроме того полемика в трактата — это полемика чтобы сильнее обосновать какую-то одну точку зрения (якобы истину).

Но трактат не в силах избежать множественности, которая способна порвать его на части, лишить всякой самотождественности и подорвать веру в личные возможности. А самое основное, удивительным образом трансформируется фигура автора, что теперь, будучи не в силах изображать творца и демиурга нового мира, пускается в путешествие по собственному трактату, делается кочевником в собственной стране, отдается чистой множественности элементов трактата и сам делается лишь только одним таким элементом.

Таковой поворот дела дает нам возможность применять второй язык, язык кочевников.

18. Трактат в свете множественности собственных институций и неразличимости механизмов действия в плане создания устойчивой среды для обитания распознал собственную несостоятельность как карты. По трактату нереально ориентироваться без того, дабы окунуться в него с головой. Трактат сам делается почвой (страной), а не картой данной страны: и для его прочтения (прохождения по нему) требуется вторая карта (набросок, что мы и пробуем сделать).

Дело усугубляется еще и тем, что трактат как «рассмотрение» предполагает такую позицию наблюдателя (независимо от того, кто есть сейчас этим наблюдателем), которая делает неосуществимой участие, деятельность, работу либо производство по отношению к трактату, но лишь достаточно статичное, догматичное и очень не рефлективное описание. Сам исследователь (либо наблюдатель) тут не проблематизируется. Не смотря на то, что имеется тут и исключение.

19. Это исключение связано с введением в обиход другого языка для описания собственных взаимоотношений с трактатом. Такое описание устраняет позицию наблюдателя, как того, кто, занимая привилегированное место, владеет подавляющими (властвующими) репрезентациями, также как и нивелирует автора как создателя-демиурга того либо иного трактата. Вместо предлагается такое отношение к трактату, которое предполагает скорее перемещение по трактату, путешествие со многими остановками.

Многие авторы трактата (Юм, Кант, Витгенштейн) сравнивают собственные изучения с путешествием по какой-то области, границы которой они и пробуют распознать. Одновременно с этим как раз таковой подход (номадический) разрешает более продуктивно (и вечно актуально) относиться к тексту любого трактата, путешествовать по нему и открывать новые горизонты.

В этом контексте выражение «смерть автора» получает дополнительное значение, в то время, когда создатель умирает как творец, но живёт как равноправный с читателем путешественник-кочевник по стране трактата.

20. Номадическое отношение позволяет проблематизировать, в первую очередь, самого путешественника, что предполагает движение по трактату, участие в его жизни и фактически нескончаемое количество точек зрения на трактат как исследовательское поле. Эти точки зрения (их продуктивная множественность), каковые связаны скорее с той либо другой обстановкой, а не с некоей извечной закономерностью, делают трактат не только подвижным, дешёвым и гибким, но и открывают ему дверь в постклассическое будущее.

Эта подвижность структур трактата как жанра философствования прочит за ним будущее в культуре философского текста, потому, что именно он будет тем хорошим, которое в любую эпоху сумеет отыскать себе место (классика как стиль неизменно в моде).

21. В свете аналогичных рассуждений возможно сообщить (в качестве заключения), что именно на данный момент отпадает необходимость в традиционных механизмах трактата, таких как определение, объяснение, рассуждение, описание, подтверждение и т.д. По крайней мере, тут будут необходимы принципиально иные описания, объяснения и рассуждения; что, со своей стороны, ведет к радикальному трансформации (эволюции) всей культуры изучения и человеческого мышления этого мира. В противном случае запрещено.

ШРЕК БЫЛ ЧЕЛОВЕКОМ! ТЕОРИЯ ОТ NICKLESS

Похожие статьи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Adblock
detector