Автобиография дидье дрогба.

Глава 1. «Где находится дом?»

Перевод: Сергей Челеевский.

Перед тем как мне исполнилось пять, жизнь была беззаботной. Отечественный дом всегда был полон хохота, людей, в нём кипела активная судьба. Мы жили в Абиджане, самом громадном городе Кот-д’Ивуара, расположенном на южном побережье страны. Семья не была зажиточной, но в юные годы никто из нас не ощущал в чём-либо острой потребности. Но папа, Альберт, вырос в нищете, и для него всё начиналось не легко: утратил папу, кормильца семьи, в то время, когда ещё был совсем мелким пареньком. Стараясь всему обучиться самостоятельно и преуспеть в жизни, мой папа выстроил хорошую карьеру банковского служащего, трудясь в главном отделении местного банка, BICICI, в абиджанском бизнес-центре. Это разрешало ему поддерживать денежно собственную маму. А к моменту моего рождения, 11 марта 1978 года, папа благодаря кропотливому труду смог кроме того выстроить дом для всей семьи.

Сразу после смерти его отца мой отец получила должность руководителя семьи. Исходя из этого от него ожидали помощи не только личная мама, дети и жена, из которых я был самым старшим, но ещё и две младшие их семьи и сёстры. Такое типично в африканской культуре: глава семьи берёт на себя ответственность за всех, исходя из этого мои тёти жили в отечественном доме вместе с их детьми и мужьями. В следствии я вырос в окружении кузенов, дядюшек и тётушек, и это было сильно, потому, что никто не мог быть эгоистом. Это также свойственно отечественной культуре: делимся всем, что имеется, едой ли, вещами либо кроме того домом. Перед едой, к примеру, мы ни при каких обстоятельствах не садились за стол, не поразмыслив прежде: «Кого ещё нет? Кто ещё не ел?», – и мы кликали отсутствующих. Следовательно, я воспитывался в таковой атмосфере, где считается обычным заботиться об остальных, в особенности тех, кому повезло меньше, чем нам. Такое отношение папа прививал мне с ранних лет, и его авторитет на меня было вправду громадным.

Около дома был просторный внутренний двор, где все ели, а дети игрались. Другие дома также имели выход в данный двор, исходя из этого ты жил с эмоцией причастности к окружающим людям. Любой знал собственных соседей и уважал их. Жизнь в огромной семьи – то, что отложилось в моей памяти из первых пяти лет самый ярко. Ещё запомнились ежегодные визиты дяди, Мишеля Гобы, младшего брата отца. Мишель жил во Франции, профессионально игрался в футбол, и это делало его фактически всевышним и в моих глазах, и в глазах всей семьи. Он приезжал, целый нагруженный подарками из далёкой страны, о которой я грезил, и среди них больше всех я радовался футболкам известных команд. К примеру, я был очень радостен, в то время, когда из его багажа показалась маленькая реплика формы сборной Аргентины. Дяде удалось обзавестись одной по окончании ЧМ-1982 в Испании, и её сокровище для меня была так громадна, что я храню её сейчас.

Мишель говорил о жизни во Франции, делился историями из футбола. Я слушал, как заворожённый. Пускай не всё имел возможность осознать из рассказов о жизни, но определённо смекал, что он имел в виду, в то время, когда разговор заходил о футболе. Кроме того до тех пор пока я был совсем маленьким, всё, чем я занимался, – игрался в футбол. В доме хватало игрушек, но честно говоря, мне хотелось лишь гонять мяч. Дядя приезжал вместе с женой, Фредерикой. Она сама из Бретани, и я наслаждался на протяжении её визитов. У них ещё не было собственных детей, исходя из этого она готова была играться со мной часами. Думаю, я ей нравился, и это было взаимно. Исходя из этого на протяжении одного из визитов, в то время, когда дело шло к отъезду, я начал умолять отправиться с ними. В итоге, дядя внес предложение родителям забрать меня пожить во Франции. «Я буду относиться к нему, как к сыну», – заверил он их.

В то время у моих своих родителей было два ребёнка – я и сестра, Даниэль, совсем ещё младенец. Моя мама, Клотильда заканчивала обучение и собиралась устроиться в банк, как и папа. Они осознавали, что послать меня во Францию с Фредерикой и Мишелем означало дать мне шанс жить лучшей судьбой. Жить в Кот-д’Ивуаре не легко, кроме того тем, кто взял образование. Исходя из этого, как и многие африканские родители, они с удовольствием ухватились послать собственного ребёнка в Европу вместе с родственниками, не смотря на то, что для них видеть мой отъезд было больно. Они приняли обстановку как должное, такая практика также распространена в Африке, потому что родители осознавали, как много я смогу извлечь из переезда – возьму образование, буду расти в заботливом окружении тёти и дяди.

Мысли об отъезде приятно тревожили меня до того момента, в то время, когда настало его время. Спустя пара недель мы направлялись в аэропорт, и я начал осознавать, что в действительности оставляю маму, не имея понятия, куда в конечном итоге я еду и в то время, когда замечу семью опять. Действительность нежданно обескуражила, и я с тревогой сел в машину, всей душой хотя, дабы момент прощания с ней ни при каких обстоятельствах не настал. Путешествие было весьма тяжёлым.

Будучи сыном и первым ребёнком, я был весьма близок с матерью, мягким и очень приятным человеком. В раннем детстве она именовала меня Тито, в честь югославского фаворита, которым восхищалась, и время от времени вела себя со мной как с верным соратником. Так что для неё помахать на прощание перед моим отъездом в неизвестность было очень тяжело. Что касается меня, то я запомнил лишь личные всхлипывания, в то время, когда отец, мама и сидевшая у неё на рука Даниэль остались в прошлом.

Я летел во Францию один, сжимая для успокоения любимое одеяло. Полёт занял приблизительно 6 часов, и всё это время я безостановочно плакал. Иногда стюардесса, которой поручили присматривать за мной, задавала вопросы о моём состоянии, не смотря на то, что это и без того было разумеется. Путешествие казалось нескончаемым, и, пускай кроме того удалось мало подремать, я выдохнул с облегчением, в то время, когда самолёт сел в Бордо и мы наконец-то соединились с тётей и дядей.

В то время, когда я оглядываюсь на всю историю спустя десятилетия, то осознаю, что данный опыт серьёзно оказал влияние на меня, пускай всё и закончилось в итоге прекрасно. Выдёргивание из места, хоть и с твоего согласия, где ты вырос, оставляет след на характере. В то время, когда пятилетний мальчик покидает всех, кого знает, – маму, папу, семью, дом – такое не имеет возможности пройти бесследно.

Я был выкорчеван с родных мест, но ни при каких обстоятельствах не забывал о собственных корнях и продолжительное время чувствовал в них острую необходимость. Как бы ни был я любим тётей и дядей во Франции, меня, как и многих людей, вынужденных затевать жизнь заново на новом месте, поглощало стабильности утраты и чувство постоянства. Учитывая направление судьбы в последующие десять лет, данный опыт отправился мне на пользу, помог стать тем, кто я имеется сейчас: человеком, неизменно хотевшим быть любимым, принадлежать людям и создавать домашнюю обстановку около себя.

Первый дом новых «своих родителей» пребывал в Бресте. дядя и Тётя жили в хорошей части города, но заявить, что по окончании Абиджана я почувствовал культурный шок, свидетельствует не сообщить ничего. Всё около было намного более серым. И наряду с этим более спокойным! Вдобавок я был единственным чернокожим ребёнком в классе, исходя из этого выделялся аж с самого начала. Прекрасно хоть я сказал по-французски и не требуется было учить совсем новый язык. Но всё другое было в диковинку. Необходимо было заводить новых друзей, имеется непривычную еду и по большому счету налету приспособиться к новому окружению.

В течение года дядя из «Бреста» перешёл в другую команду, и мы переехали в Ангулем – красивый провинциальный город в 120 километрах к юго-востоку от Бордо, славящийся ежегодным фестивалем книжек-комиксов, каковые весьма популярны во Франции. Целый сопутствующий переезду опыт, новые приятели, адаптация к незнакомым условиям – всё это было нужно проходить в очередной раз.

В те первые годы я систематично проводил игровое время вместе с преподавателями, по причине того, что никто из ребят не желал со мной играться. Я был аутсайдером и очень сильно отличался от остальных, они ощущали это на уровне подсознания, но скорее игнорировали меня от неведения, а не из-за расистских эмоций. Цвет кожи как будто бы бы противопоставил меня им, исходя из этого никто не был заинтересован в том, дабы становиться моим втором. Кое-какие кроме того прикасались к моей коже, чтобы убедиться, что она реально для того чтобы цвета! Они ещё большое количество не знали о жизни, исходя из этого я их не виню, не смотря на то, что подобная обстановка повторялась любой раз, в то время, когда приходилось поменять школу. Неспешно, по окончании нескольких недель, жизнь налаживалась, и я кроме того сближался с кем-то из ребят, но начала каждого учебного года ожидал испуганно, по причине того, что всегда оказывался в статусе новенького. Любой раз необходимо было подниматься, поведать о себе, и для меня это было целым мучением. Как и все дети, я всего лишь желал подружиться с остальным, но требовалось время, перед тем как преграды между нами исчезали. А по окончании, стоило мне только ощутить себя привыкшим к людям, мы снова переезжали.

Моей самой громадной проблемой было не завести друзей, поскольку в следствии я всё равняется этого получал. Проблемой было их сохранить. Всегда накатывала угнетающая предсказуемость, потому что я знал: стоит мне лишь обзавестись друзьями, как не так долго осталось ждать нужно будет уезжать. Осознавать такое было сложно.

Плюс ко всему скоро я понял, что в большинстве мест, где доводилось жить, нас принимали с любопытством. Я подмечал, как на протяжении отечественных с дядей прогулок занавески в зданиях практически подёргивались из стороны в сторону, а за ними соседи замечали, как мы идём мимо. Время от времени люди по большому счету без стеснения глазели на нас и отводили взор, только в то время, когда осознавали, что мы наблюдаем на них в ответ. Пожалуй, мы были основной темой для любопытства всех соседей. на данный момент я отношусь к этому с усмешкой, но тогда пришлось тяжело.

Практически сразу после моего прибытия Мишель и Фредерика подали заявление, дабы официально стать моими опекунами во Франции. Бумажная работа по этому вопросу была сложной, сама процедура потребовала большое количество времени. Время подошло к концу, мне не было возможности больше оставаться в стране, и по окончании двух лет нахождения во Франции я возвратился к родителям в Кот-д’Ивуар. Я приехал на каникулах летом 1985-ого, мне было семь. Было сильно опять пожить с моей семьёй, меня прямо-таки распирало от счастья.

Дело в том, что во Франции случались моменты, в то время, когда я ощущал одиночество и тоску. Я выживал благодаря редким (и весьма дорогим) телефонным звонкам от своих родителей, но какой же мукой было вывешивать трубку по окончании беседы с мамой, которую я так хотел повидать. По окончании них я медлительно добирался до собственной помещения, ложился в постель и просто плакал, по причине того, что очень сильно по ней скучал.

К моему возвращению на родину папа на работе взял назначение в столицу, город Ямусукро, находящийся в 100 километрах к северу от Абиджана. Забавно, что в Абиджане живёт 4,5 миллиона человек, а в столице население всего лишь 200 тысяч. Но, меня это мало интересовало. Я возвращением к себе, игрался с сёстрами и братом, старыми друзьями и кузенами. По сути, текущий год, прожитый дома, я считаю самым радостным периодом детства. Основное воспоминание о нём – то, что я довольно много игрался: легко на улицах с ребятами, игрался в футбол, не будучи обязанным натягивать какую-либо обувь. В общем, опять наслаждался беззаботным существованием. Время от времени принимал участие в футбольных турнирах вместе с кузенами и приобретал травмы – не очень важные, но неизменно одинаковые, и отец весьма злился, что я играюсь без обуви. Сам факт, что я не нуждался в ней для защиты ног, разъяснялся тем, как непринуждённо протекала жизнь дома. Мы игрались часами, сражались за трофеи, сделанные из обрезанных пластиковых бутылок, каковые наполнялись сладостями, и воображали, что это отечественные идолы. Моим был Марадона.

Возможно, из-за прошлого опыта, в то время, когда я обучался скоро приспособиться в новых условиях, у меня в памяти не уложилось каких-либо трудностей по возвращении к себе и налаживанию контактов с новыми сёстрами и братьями. Всё шло естественным чередом. Сейчас наровне с Даниэль у меня была Надя, появившаяся на два года позднее её, а после этого, спустя некое время по окончании моего приезда, в октябре 1985-го, показался Жоэль.

Единственное, что не радовало так очень сильно, так это возросшая требовательность отца в отношении моих школьных удач. Он по натуре достаточно строгий, исходя из этого имел определённые ожидания на мой счёт, в том числе и в учёбе. Следовательно, отец не мог терпеть всякой чуши в оправданиях, в то время, когда я приобретал оценки ниже тех, что считались им приемлемыми. Исходя из этого в случае если я приходил к себе не с пятёрками, то подвергался наказанию. У мамы был другой склад характера, она старалась в любой ситуации нас защищать. Другими словами я получил от своих родителей наилучшее вероятное воспитание: смесь безоговорочной любви и строгой дисциплины. Пускай я не жил с ними через чур продолжительно под одной крышей, этого времени хватило, дабы их влияние сказалось на мне, дабы я в будущем опирался на два значимых ценностных ориентира – уважение к окружающим и трудолюбие.

По окончании годичного нахождения в Кот-д’Ивуаре мне сказали, что дядя с тётей оформили необходимые документы, разрешающие им стать моими попечителями, и я имел возможность опять жить с ними во Франции. Неудивительно, что мне не хотелось уезжать из дома. Первый раз был тяжёлым, но тогда я ещё не осознавал до конца, что оставляю сзади себя. Сейчас было известно, чем оборачивался отъезд, но я так и не знал, в то время, когда замечу родных снова. не забываю, что тогда я думал, словно бы не вижу их опять по большому счету ни при каких обстоятельствах. Мы с дядей и тётей очень сильно обожали друг друга, но это ни при каких обстоятельствах не сравнится с привязанностью к ярким родителям, с тем временем, в то время, когда они рядом с тобой. Я имел возможность чувствовать эту отличие, пускай она и существовала лишь в голове, поскольку дядя с тётей приняли меня как родного. То время было тяжёлым. Из хорошего можно подчернуть, что их дети, Кевин и Марлен, были мне как родные сестра и брат, и я помогал за ними присматривать и помногу с ними игрался.

В этом случае я отправился в Дюнкерк, он находится в северной Франции. Именно там во второй половине 80-ых годов XX века в 9 лет у меня наконец стало возмможно начать играться за полноценную футбольную команду. Ощущал себя специалистом и гордился, что мы игрались в той же форме, что и взрослая команда, где выступал дядя.

Он игрался в линии нападения, в роли центрального нападающего, и многому меня научил, пока я рос. В то время, когда я оглядываюсь назад на собственную жизнь вместе с ним, то сходу воображаю нас в Дюнкерке, как мы в воскресенье идём на пляж. Дядя показывал мне всевозможные трюки: как применять корпус в борьбе с защитником, как лучше выбирать время для успешного прыжка. Замечая за тем, как он выпрыгивает за мячом вверх, я ловил себя на ощущении, что он висит так целую вечность, как словно бы бы летает. И я попросту желал подражать ему полностью во всем, исходя из этого это не просто совпадение, на мой взор, что я в следствии играл на той же позиции и стал известен среди другого умением переигрывать защитников и бороться в воздухе. Я ходил на его матчи, наблюдал, как играется перед заполненным фанатами стадионом, и замеченное всегда усиливало мою любовь к игре и желание пойти по его стопам. Меньше, дядя был моим идолом, и без него я бы точно не достиг всего, что мне удалось.

Абвиль – мелкий северный город, отечественная следующая остановка в 1989-ом. Я сходу отправился в первоначальный класс школы , что само по себе непросто. Переход на новый уровень школы – это неизменно значимая перемена в жизни ребёнка, даже если не учитывать, что ты приехал, никого не зная, из другого города, и у тебя хороший от всех одноклассников цвет кожи. Однако, я обустроился в полной мере хорошо.

Но к несчастью, нам было нужно переезжать снова. Сейчас в Туркуэн, самое твёрдое место из всех, снабжающее меня самыми нехорошими воспоминаниями. Туркуэн – также мелкий город, часть Лилля. Дружба давалась с большим трудом, плюс у меня начался переходный период, что постоянно проходит не без сложностей. Играясь в футбол, кроме того в пределах клуба, где я тренировался, я систематично слышал комментарий по поводу цвета моей кожи, и это было вправду больно. Потому, что я ощущал себя аутсайдером, то легко имел возможность появляться в положении ведомого, поскольку мне казалось высшим счастьем затесаться в чью-то компанию, принадлежать к группе ребят, но не вследствие того что я желал творить глупости. У меня было пара друзей, но ни одного для того чтобы, с кем я поддерживал сообщение по окончании школы. Они планировали где-то совместно, занимались небольшим воровством, курили – всё, чем грешат растущие в таких районах дети.

Сейчас я с удовольствием пойму, что избегал аналогичных занятий не столько намеренно, сколько благодаря насыщенному расписанию: школа, дом, тренировка, дом, кровать. У меня не оставалось времени на сумасшедшие вещи, и это прекрасно, поскольку я в полной мере имел возможность отбиться от рук, как многие сверстники. Думаю, дядя и родители с тётей замечательно знали об этих опасностях. Последние двое делали всё вероятное, дабы предохранить меня, потому что Туркуэн – ожесточённый город, большая часть населения которого составляют простые рабочие, не видящие в жизни каких-либо возможностей.

В то время я ощущал себя одиноким, как будто бы жил в отдельном пузыре, отделённый от всего, что наполняло жизнь ровесников. Потом таковой образ судьбы сказался на моей судьбе положительно. Моё детство, не обращая внимания на множество трудностей, стало хорошим подспорьем, научило скоро приспособиться в любом окружении, где бы я позже ни выяснялся. Новая команда, новая страна? Не неприятность. Я постоянно справлялся. Не сообщу, что это в обязательном порядке было забавно и легко, но с ранних лет я обучился извлекать пользу из всего, что преподносила жизнь. Иначе, за годы регулярных переездов около меня как будто бы выросла скорлупа, я стал интровертом, замкнутым в себе и очень застенчивым. Всё эмоции прятал в себе, а вдруг кто-то о чём-то задавал вопросы, я односложно мямлил в ответ. Кроме того на данный момент я временами обнаруживаю собственную стеснительность, и кто-то может неправильно её трактовать. Честно говоря, я до сих пор не совершенен в том, дабы показывать либо высказывать то, о чём думаю. Над этим приходится трудиться.

В Туркуэне мы совершили один год, но следующий отрезок, в Ванне сложился не лучше. Пубертатный период вступил в собственные права, результаты в школе начали ощутимо мучиться. Иногда я бунтовал против тёти и дяди, высказывал несогласие с некоторыми правилами, каковые они установили. В этом не было ни капли их вины, но было больно слышать, как кузены Кевин и Марлен обращались к родителям «Maman» и «Papa», в то время как я того же делать не имел возможности. У меня не получалось толком сконцентрироваться на учёбы, и, не смотря на то, что я ни при каких обстоятельствах не начинал в школе разборок и не высказывал неуважения к преподавателю, было заметно превращение из образцового ученика в юношу, у которого очень многое не задавалось и что мало об этом переживал.

Другими словами, голова была не на месте. Тут мало необычного, поскольку сейчас мои братья и родители и сёстры уехали из Кот-д’Ивуара и поселились в пригороде Парижа – другими словами практически они уже пребывали не в второй стране. Я очень сильно скучал по маме и всей семьей, и часть меня не имела возможности подавить устойчивое желание поскорей с ними соединиться.

Из-за неприятностей в экономике отец лишился работы на родине, исходя из этого у него оставалось другого выбора, не считая как отправиться в отыскивании дохода во Францию. Вначале он отправился без семьи – должно быть, тогда им всем пришлось нелегко расставаться. Папа семь дней, если не месяцами, дремал на кроватях у друзей, искал какие-то подработки и справился с тем, что получалось многим иммигрантам как до него, так и по окончании. Он выдержал важные лишения – моральные, денежные, физические – и начал новую полноценную судьбу для себя и всей семьи. В течение того периода его переполняли чувство и кураж собственного преимущества, он смотрелся примерам воодушевления, и для меня это послужило хорошим примером того, как вести себя, сталкиваясь с тяготами в жизни. В итоге, семья соединилась с ним, пока папа, имевший на родине хорошую менеджерскую должность, выбирал самые различные места работы, дабы получить денег для родных – дворник, уборщик, охранник, что угодно. Семья въехала в маленькое помещение взятое в аренду, совсем маленькое – по сути, койко-место – в предместье Парижа называющиеся Леваллуа-Перре.

Тогда, учитывая мой опыт, включавший 6 переездов за 8 лет судьбы во Франции, было решено, что для меня лучше остаться в Ванне с Фредерикой и Мишелем. По крайней мере, на время, пока родители обустраивались на новом месте. Но по оценкам в школе я скатился весьма низко, и в школе мне заявили, что я остаюсь на второй год. Во Франции существует такая совокупность для тех, чей средний балл ниже установленного уровня, и её условия выполняются достаточно строго. Ты попадешь в обстановку, где все дети младше тебя на весь год. Приятели идут в следующий класс, а ты снова должен продираться через тернии новых знакомств с нуля. Воистину демотивирующий, депрессивный опыт.

Раз моё отношение к учёбе всегда ухудшалось, тётя и дядя посовещались с родителями и сделали вывод, что смена обстановки отправится на пользу. И мы опять снялись с насиженного места, сейчас уже для переезда в Пуатье в западной части Франции. Я жил с кузеном, что изучал право в местном университете. Он снимал помещение в хорошем месте, поблизости с историческим центром города. По всей видимости, планировалось, что под его влиянием я переосмыслю собственные взоры.

Мне было 14. Да, необходимо было заново привыкать к окружающей обстановке и повторно пройти учебный год, но каким-то образом жизнь вправду потекла в другом ключе. Мы здорово поладили с кузеном, но он часто отсутствовал – то ходил на лекции, то трудился, то тусовался с приятелями, исходя из этого у меня оставалось много свободного времени. Я сосредоточился на учёбе, результаты улучшились, и жизнь как-то сходу наладилась по большому счету во всём. Отрицательные характеристики из Ванна сменялись на хорошие, где меня именовали «мотивированным учеником» либо кроме того «хорошим учеником с сильным аналитическим мышлением»!

Отрицательная сторона заключалась в том, что, дав обещание родителям уладить неприятности с учёбой, я кроме этого поклялся отцу, что не буду весь год тратить время на футбол. Он не удобрял моего жажды стать футболистом и принимал как игру как что-то, отвлекающее меня от учёбы в школе. Исходя из этого из эмоции уважения к нему я практически не игрался в футбол весь год, если не считать того, что иногда пинал мяч в одиночестве. Осознаю, что это звучит поразительно, но таковы были условия соглашения, и я ни при каких обстоятельствах не смел его ослушаться.

В конце того года мой кузен закончил учёбу и возвратился в Кот-д’Ивуар, и лишь тогда я наконец-то возвратился к семье в их дом в Леваллуа – практически спустя десятилетие по окончании отъезда с отчизны. В то время, когда я говорю, что мы жили в маленькой каморке, вы, должно быть, воображаете себе узкую квартирку с одной помещением в нечистом доме и не самом успешном районе. Это реально было так. Отечественное жильё размешалось на третьем этаже. И квартира правда была весьма маленькой – приблизительно 10 квадратных метров. Сходу слева от входной двери у стенки был мелкий чуланчик. Наоборот двери стояла кровать своих родителей. Их немногочисленные пожитки лежали рядышком на дне разных сумок. В нескольких шагах справа от двери мелкий участок, являвшийся кухней. Наоборот него – душевая и небольшой туалет кабинка, чуть отгороженная от жилого помещения. Ночью, дабы легко расчистить пол, вещи складывались на мелкий столик, что в другое время служил нам местом для выполнения и еды домашних заданий. Единственное окно пребывало рядом с кроватью. Мама только что родила младшего брата, Фредди, и он дремал вместе с родителями, как и следующий из моих младших братьев, Янник (его все кликали Джуниором), которому было пять. Где дремали все остальные? Даниэль, Надя, Жоэль и я расстилали мат (не матрас, чтобы вы осознавали) у стола, в пространстве между кроватью родителей и дверью, и в том месте в тесноте дружно засыпали. Очевидно, временами доходило до драк за право занять побольше места – всё-таки 8 человек как-то должны были умудряться поместиться в одной комнате.

С деньгами было очень туго, зимний период в помещении гуляли холода. Отчётливо не забываю, как в 5 утра ходил по улицам с отцом, помогая ему раскидывать брошюры по почтовым коробкам. Либо как в такую же рань помогал маме на одной из её работ, убираясь в спортивном зале. Однако, несмотря на тяготы – может, по причине того, что я снова был со своей семьёй, может по причине того, что обвыкся и заглушил в себе мятежника, – я так же, как и прежде справлялся со школьными делами. Так, в один раз я решил подойти к отцу:

— Мне бы хотелось опять заниматься спортом.

— Да, прекрасно. Каким как раз?

— Э, ну, может, я не знаю, карате либо…

— Либо футбол.

— Э, ну да, в действительности футбол был бы лучше, – ответил я, пробуя скрыть ликование от его предположения.

— Что ж, прекрасно.

Как же я был радостен.

Мне дали купить несколько хороших бутс, и, безотлагательно, я приступил к тренировкам с местным любительским клубом «Леваллуа». По окончании первой тренировке мне сообщили: «Превосходно, прекрасно играешься, приходи опять и тренируйся с нами через несколько дней, в случае если можешь». Я не мог быть радостнее! Сперва они послали меня заниматься с их третьей командой U-16, что было здорово, но скоро меня перевели в первоначальный состав. Так «Леваллуа» – это клуб и место, где я пробыл самый долгий период в жизни в то время – 4 года.

Раньше, переезжая из города в город вместе с дядей, я или присоединялся к юношеским командам тех клубов, за каковые выступал он, или к местным командам, воображавшими тамошний регион. Но я нигде не оставался так на долгое время, дабы стать частью футбольной академии, в отличие от большинства современных игроков, в какой бы стране они ни росли. Раньше я думал, что это мой недочёт, вследствие этого у меня не было таковой техники, как у Тьерри Анри. Он старше меня неизменно на пара месяцев, но прошёл классический путь в академии и рос уровне значительно стремительнее, нежели я. У меня же, пускай меня неизменно и брали в команды, ни при каких обстоятельствах не было для того чтобы тренера, с которым я бы трудился продолжительное время. Большей части собственных умений я обучился сам, частично копируя то, что делал дядя и прислушиваясь к его рекомендациям, но в основном за счет того, что трудился усердней, чем кто-либо ещё.

В то время, когда я лишь начинал, меня применяли в обороне, в основном на месте правого защитника. Я не возражал, потому, что имел возможность выполнять штрафные и угловые и конкретно принимать участие в игре. Но в недалеком будущем я уже игрался в атаке, как и дядя. Он считал, что я предрасположён как раз к данной позиции: «Что ты делаешь в защите? Иди вперёд. В футболе люди обращают внимание лишь на форвардов». Годы состязаний с ним и самообучения наконец-то начали воздаваться.

Сейчас я поддерживал «Леваллуа». Мне было 15, это тот самый период перед тремя последними школьными годами. Во Франции это именуется лицеем, где необходимо изрядно трудиться, дабы готовиться к бакалавриату. В школе мне заявили, что будет не легко пройти таковой путь, в случае если я останусь столь же сфокусированным на футболе.

На данной стадии французские дети заполняют особые анкеты, подписываемые родителями, где говорят, какую работу желают взять в будущем. Это разрешает школам дать им полезный совет по поводу предметов, на которых стоит сделать выговор. Я вписал в том направлении слово «футболист» и дал на подпись отцу. Он бегло посмотрел на бумагу, порвал её и отбросил в сторону.

«Я это ни за что не подпишу!», – он заявил это в таком тоне, что стало ясно – спорить бессмысленно. «В то время, когда отыщешь настоящую работу, которой желаешь заниматься, дашь анкету обратно, и я подпишусь ».

На следующий сутки я возвратился к себе с другим бланком. В том месте было написано слово «пекарь».

«Не смешно», – со злобой ответил папа.

Наконец, я отыскал такую профессию, которую он бы не стал отвергать – уже не помню, что именно, и он подписал. В глубине души, но, я знал, что буду лишь футболистом, независимо от сообщённого папой. У меня не было в этом никаких сомнений.

Но дабы его не злить, было нужно учиться . Я выбрал специальность бухгалтера, во многом по причине того, что проводил большое количество времени, сравнивая расписания разных направлений и соотнося их с графиком тренировок в «Леваллуа». Плюс таковой выбор в полной мере удовлетворил отца, и нужно признать, что по итогу он также был прав – я взял в том месте много нужных знаний.

Практически ежедневно я проводил в команде – на играх либо на тренировках. Лишь в пределах футбольного поля я чувствовал себя воистину радостным, так что имел возможность в том месте оставаться дни напролёт. Появилась вторая неприятность: практически сразу после того, как меня забрали в команду, вся семья переехала в другую часть Парижа – в южный район называющиеся Антони. У нас появилась квартира большего размера, не смотря на то, что дабы сделать её пригодной для отечественного размещения, было нужно очень многое в ней поменять. Неизбежной была очередная смена школы, но основной недочёт заключался в том, что сейчас дорога на тренировку отнимала значительно больше времени. Я ездил в том направлении только раз в неделю, да и то мне давалось это с огромным трудом. электрички и Расписание автобусов я знал наизусть, и всё равняется много раз доводилось по окончании тренировки бежать сломя голову, дабы успеть. В противном случае к себе я бы попал лишь в 2 часа ночи, а в 6:30 уже нужно было подниматься в школу.

Иногда с учёбой не всё было гладко, и из-за зубрёжки уроков не было возможности ехать на тренировку. В второй раз мне не разрешали ехать, пока я не заканчивал надеявшуюся мне работу по дому. Но в одном нюансе мне весьма повезло. Тренер отечественной юношеской команды, Кристиан Порнин, потрясающий человек, всегда был рядом и облегчал мне жизнь так, как это было в его силах. Он имел возможность простоять в пробках в час-пик для того, дабы забрать меня со станции перед тренировкой. После этого отвозил меня обратно, в случае если был шанс, что я не успею на поезд пешком. Он в меня верил, и я многим обязан ему за то, что он влезал в чужие неприятности и по возможности мне помогал.

Глава 2. «Начало карьеры»

Часть 1.

Перевод: Сергей Челеевский.

Я достаточно скоро добился возможности играться за базу команды U-17 в «Леваллуа». Нас тренировал Сребренко Репчич, бывший нападающий белградской «Црвены Звезды». Думается, он очевидно что-то во мне видел, исходя из этого старался помогать с отработкой техники и перемещений, в особенности в обстановках перед воротами. Занятия с ним изрядно выматывали, но, как с Кристианом Порнином, я перед ним в громадном долгу. Он воодушевлял меня тренироваться ещё усердней, чем когда-либо, заставлял обучаться у великих (мы отсмотрели кучу видео с их участием) и ставить перед собой громадные цели. Кроме этого он был обходителен со мной и время от времени по окончании продолжительных тренировок подбрасывал до станции. Благодаря нему пришло осознание, что в жизни даётся лишь один шанс и его необходимо применять по максимуму. Мне поразительно повезло на том этапе встретить таких тренеров, каковые в меня верили и всячески подстёгивали к формированию. Конечно, я любым образом демонстрировал им уважение и благодарность, трудясь не покладая рук и довольно часто оставаясь для работы над техникой по окончании тренировок в одиночестве. Я жёстко уверен, что если ты ведёшь себя с уважением к людям, то это в обязательном порядке обернётся для тебя добром в будущем. Если ты с кем-то вежлив, то и они в ответ вежливы к тебе. Я пробую жить по этому принципу, даже в том случае, если на поле всё оборачивается совсем иным образом.

Два этих тренера видели во мне решимость, которой очевидно недоставало некоторым юношам, что тренировались совместно со мной. без сомнений, многие из них владели куда громадным талантом, нежели я. Отличие определяло моё желание достигнуть значительно большего. Они приезжали, тренировались, по окончании чего тусовались с приятелями либо девушками по полночи в клубах либо в кино. То же самое происходило и в выходные дни. Иногда кто-то кроме того уезжал на каникулы прямо среди сезона. В следствии в то время, когда они приходили на тренировку, то не ощущали лёгкости и свежести, каковые от них требовались в работе. Им хотелось играться в футбол, но в равной степени хотелось и развлекаться.

А вот всё, чего хотел я, – это стать опытным футболистом. Не смотря на то, что иногда я также куда-нибудь наведывался, в приоритете всегда был футбол. Я ненавидел проигрывать, причём в юном возрасте кроме того посильнее. Часто по окончании поражений накатывали слёзы, злобы и смесь отчаяния. Игра была для меня всем, была моей страстью, моей судьбой.

По окончании уроков в Антони я бежал на поезд, дабы поспеть на игру либо на тренировку. Довольно часто где-то в том месте поблизости шатались мои одноклассники. Они жевали собственные Биг-маки (ничего не поразмыслите, я также иногда предавался соблазнам, в особенности по пути к себе), и я слышал, как они посмеивались нужно мной. Говорили, якобы я веду себя чересчур серьёзно. Дескать, неужто я реально планирую стать специалистом, играться за ПСЖ либо кого-то в том месте ещё? Но я был настроен решительно и верил в себя. Прекрасно, пускай кое-какие парни, каковые тренировались со мной, от природы наделены громадным талантом. Но в отличие от них я готовься пожертвовать чем угодно для выполнения грезы. Да и я не считал это жертвой – я же занимался тем, чем желал.

на данный момент это легко забыть, учитывая крутящиеся на топ-уровне финансовые суммы, но 20 лет назад кроме того в высшей французской лиге особенными достатками никто не владел. Я занимался футболом вовсе не для денег. По окончании выпускного, в то время, когда я совсем сосредоточился на выступлениях за «Леваллуа», в том месте платили около 175 фунтов за победу и ничего не платили по окончании поражений. Я занимался этим из искренней любви к игре, вследствие того что лишь растворяясь в ней, ощущал, что живу. Лишь через футбол у меня был шанс выразить самого себя. не забываю, как папа в один раз пришёл взглянуть на мою игру, по окончании чего, уже дома, подошёл и задал вопрос: «Кто ты в действительности, Дидье? Кто? Осознаёшь, тот юноша, которого я заметил, он смотрелся радостным, всегда разговаривал, направлял людей, жестикулировал, наслаждался собой». Это было правдой. Я слыл замкнутым ребёнком, и футбольное поле являлось единственным местом, где возможно было ощущать себя самим собой, ощущать настоящую свободу. Во многом всё осталось прошлым кроме того сейчас.

Спустя некое время я начал задумываться о том, дабы поискать возможность для развития карьеры в другом месте, поглядеть, по силам ли мне взобраться на более большой уровень. В «Леваллуа» всё было здорово, но мы, по сути, были любителями и игрались в Национальном чемпионате 2, на четвёртом ярусе французского футбола. К тому же тогда я встретил будущую жену, Лаллу, и не смотря на то, что отечественные отношения стали важными только в 19 (частично по причине того, что она жила в Бретани, и просто физически было весьма тяжело видеться между собой), они ещё больше вдохновляла меня на покорение более высоких вершин. Она окончательно стала неотъемлемой частью моей жизни и карьеры, и я бы не достиг ничего без её поддержки и невероятной любви, исходя из этого и посвятил ей и всей моей семье целую главу данной книги.

Я начал рассылать резюме во все клубы Лиги 1, сохраняя надежду, что кто-нибудь хотя бы возьмёт на просмотр. Пожалуй, неудивительно, что большая часть не сочли нужным отвечать, а остальные отделались маленьким «Нет». Может, кого-то таковой поворот и обескуражил бы, но я сдаваться не планировал.

В один из дней, в то время, когда мне уже исполнилось 18, дядя заявил, что посредством собственных связей договорился о просмотре в «Ренне». Это был и остаётся клуб высокого уровня с фантастической академией, что выпустила пара классных футболистов, исходя из этого я был воодушевлён данной вестью. Никому из клуба, а также Жаку Лончару, тренеру первой команды, ничего сказать не стал и просто отправился попытать успех. На следующий день просмотра они сократили перечень из 23 человек до двух, в число которых попал и я. Казалось, мечта уже на расстоянии вытянутой руки. На следующей сутки я кроме того ехал в поезде с основной командой, в которую входил Сильвен Вильтор, один из выпускников их школы. Я был вне себя от счастья.

Трейлер — Дидье / Didier (Ален Шаба / Alain Chabat) 1996

Похожие статьи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Adblock
detector