Слово в художественном произведении многомерно, его значение складывается из главного и вторичных, появляющихся в ассоциативном поле читателя смыслов, разные семантические оттенки взаимодействуют и довольно часто образуют новое значение. Для художественного текста форма сама по себе содержательна, она отличается оригинальностью и новизной, «протяжённой» метафоричностью. М.Ю. Лотман писал, что «художественная литература говорит на особенном языке, что надстраивается над естественным языком как вторичная совокупность», благодаря которой возможно моделировать совершенный мир [79, с. 30].
Ю.А. Сорокин, обрисовывая свойства языка художественной литературы, художественным именовал то, что «образно, ярко, талантливо», «неподражаемо, умно, лично; светло, чётко», «образно, стилистически ясно», а к показателям художественного текста отнёс наличие в нем изобразительных средств и ассоциативность: это «текст ясный и несложный по стилю, без шаблонов, всевозможный по языку; занимающий не только мысли, но и воображение человека; текст нетенденциозный, ассоциативный, образный, эмоциональный», «он многозначен, единичен, незаменим, неповторим, индивидуализирован, ассоциативен», «наличествуют метафоры, фигуры и тропы, неспециализированная образность, комбинаторные приращения смысла» [107, с.14, 16].
Так, художественный текст строится по законам ассоциативно-образного мышления, пребывающего в способности человека устанавливать связь между отдельными событиями, фактами, предметами либо явлениями, отражёнными в сознании индивида и закреплёнными в его памяти. Термин «ассоциация» трактуется в психологии как «связь между психотерапевтическими явлениями, при которой актуализация (восприятие, представление) первого из них тянет за собой происхождение другого» [95, с. 28].
В конце ХХ века отечественными психолингвистами (И.Г. Овчинникова, В.В. Андриевская, Л.В. Сахарный и др.) были совершены изучения, продемонстрировавшие, что подбор вербальных ассоциаций есть одной из разновидностей стратегии построения целого текста. На протяжении продуцирования текста появление ассоциативной-реакции и слова стимула на него и установление между ними связи, характеризующей отношения соположения, тождества либо противопоставления, лежит в базе построения синтаксических конструкций. Ассоциативное мышление автора ХТ оказывает помощь ему создавать новые уникальные идеи и смысловые связи, стимулирует его творческое воображение.
Ассоциации делают ответственные функции в ходе текстовой деятельности: направляют читательскую активность и создают условия для узнавания и адекватного восприятия читателем реалий поэтического мира автора; занимают важное место в диалоге читателя и автора [16, с. 36]. Лично-авторские ассоциации создают неповторимую художественно-образную конкретизацию, характеризуют идиостиль автора [26, с. 133.], а следовательно, разрешают читателю лучше определить собственного собеседника – создателя ХТ. Ассоциации, вызванные главными словами, – это опоры в создании текстового развёртывания и текста [16, с. 36], и опорные вехи вторичной текстовой деятельности. Они активизируют работу мысли адресата [126].
В первичной текстовой деятельности ассоциативное мышление автора ХТ трудится так, как определяет его персональный опыт, зафиксированный в памяти в виде энграмм (следов памяти) образов предметов, явлений, ассоциативных связей и фактов действительности между ними. Исходя из этого появляющиеся в сознании автора ХТ ассоциации носят довольно часто неожиданный для других, творческий темперамент, и это неизменно отражается на создании художественных образов, применении слова в его изобразительно-ясной функции. Ассоциации по сходству либо аналогии лежат в базе создания метафор. К примеру, лично-авторские метафоры, основанные на необыкновенных ассоциациях, довольно часто видятся в поэтических текстах С. Есенина: «чешет облака лунный гребень» (ассоциативный последовательность «месяц» как неполная луна – «гребень»), «вызванивают в чётки ивы – кроткие монашки» («ивы» – «монашки»), «плещет рдяный мак заката на озёрное стекло» («красный цвет закатного неба» – «мак»; «поверхность озера» – «стекло»). Работа над ХТ требует от автора тщательности в подборе слова. В этом сложном ходе заметную роль играются ассоциации, поскольку, как показывает Ю.Н. Караулов, лексикон и семантикон в структуре языковой личности представляет собой ассоциативно-семантическую сеть [55, с. 86, 94].
Ключевая роль ассоциативных связей слова в текстообразовании доказывается теорией текстовых ассоциаций (Н.С. Болотнова, А.В. Болотнов, И.И. Бабенко, А.А. Васильева, С.М. Карпенко, Н.Г. Петрова, И.А. Пушкарева и др.). Эта теория разглядывает доминанту текста и ассоциативную структуру, типы текстовых ассоциаций, слова и ассоциативное поле текста, изучает роль главных слов в развёртывании текста. Текстовыми именуются ассоциации, «появляющиеся в сознании адресата, стимулированные текстом и его структурами и отдельными элементами» [16]. Текстовые ассоциации основываются на потенциальной возможности слова рождать в сознании человека ассоциации с действительностью либо вторыми словами (И.И. Бабенко). Н.С. Болотнова пишет, что под действием лексической структуры ХТ как реакция на текстовые единицы в сознании адресата происходит ассоциативное развёртывание. Это понятие уточняется в трудах А.А. Васильевой: «В самом широком смысле ассоциативное развертывание текста мы разглядываем как взаимодействие и возникновение в сознании читателя разнообразных ассоциаций, которые связаны с текстом» [26, с. 133.].
Сама структура текста определяет направление ассоциативной деятельности читателя через ассоциативно-смысловые поля главных слов [17, с. 13]. Под главными словами понимаются «важнейшие в идейно-художественном и прагматическом отношении лексические единицы, намеренно актуализированные автором, являющиеся “узловыми звеньями” ассоциативно-смысловой сети текста» [20, с. 421]. Так, сам текст, благодаря ассоциативным полям, направляет вторичную текстовую деятельность. Н.С. Болотнова выделяет ядро и периферию ассоциативного поля текста, последнее связано с основным содержанием и идеей текста, и познавательная деятельность при восприятии текста имеет ассоциативно-образный темперамент [17, с. 11].
Одним из главных в теории текстовых ассоциаций есть понятие ассоциата. Этим термином именуют «смысловой коррелят к стимулу, соотнесенный в сознании принимающего текст субъекта с реалией художественного мира или сознания, кроме этого с другими словами» [16, с. 32]. Текстовые ассоциации высказывают связь между словом-стимулом и ассоциатом. В процесс ассоциирования сло?ва вовлечены и его форма (звуковая оболочка), и содержание (целый семантический потенциал). А.А. Васильева в рамках изучения изюминок ассоциативного развёртывания поэтических текстов О.Э. Мандельштама приходит к выводу о том, что в тексте смогут иметь место ассоциаты трёх уровней: 1) всецело вербально материализованные в лексической структуре текста; 2) частично материализованные в лексической структуре текста и «достраиваемые» в сознании читателя; 3) не присутствующие в тексте, но относящиеся к нему и обусловленные самим текстом как стимулом. Ассоциативный опыт, совершённый автором на базе стихотворения «Я вздрагиваю от холода…», продемонстрировал, что в сознании реципиентов появляются разные ассоциативные поля, которые связаны с 1) космосом, вселенной, 2) небесным божественным миром, 3) хаосом, 4) внутренним миром человека, а также любовью, одиночеством, болью, скукой, тревогой и т.д., 5) отношением к судьбе, её мимолётностью, 6) творчеством, 7) судьбой поэта и др. Наряду с этим кое-какие ассоциативные реакции, как подчёркивает А.А. Васильева, являются частотными, кое-какие – единичными [26, с.82 – 83]. Так, любой элемент ХТ рождает в сознании субъекта, принимающего его, последовательность ассоциатов, каковые смогут быть вербально выраженными в исходном тексте либо существовать имплицитно. Концептуально значимые ассоциаты нужно считать главными. Время от времени авторские главные ассоциации выносятся в сильную позицию текста, а также в заглавие. Таково, например, заглавие драмы А.Н. Островского «Гроза», в котором собрано многообразие ассоциаций: гроза – стихия – буря – угроза – ужас – беда – кара и др.
Н.С. Болотнова предлагает разделять лексические ассоциации на пара типов: 1) референтные: основанные на соотношении лексических структур ХТ с определенными реалиями художественного мира и вызывающие в сознании конкретный наглядно-чувственный образ, 2) когнитивные: появляющиеся тогда, в то время, когда текстовый стимул закреплён в языковом сознании коммуникантов за определенными фрагментами знаний: идеями, понятиями, концептами, 3) языковые: связанные с соотношением в языковом сознании читателя слова-стимула из ХТ и других слов на базе антонимических, синонимических, лексико-семантических и других взаимоотношений, 4) культурологические: основанные на соотношении текстовых стимулов с другими артефактами культуры [18]. Опираясь на данную классификацию, возможно выделить ассоциации различных типов в цикле М. Цветаевой «Стихи о Москве». В первом стихотворении просматриваются референтные ассоциации, представленные имплицитно: «дитя» – «деревцо невесомое», «дитя» – «царь». Как пример когнитивной ассоциации возможно привести образ голубков, реющих над столичными церквами (стих второе), что в православном сознании ассоциируется с знаком хорошей вести и мира (к примеру, голубь принёс Ною весть об окончании потопа), кротости, чистоты, доверия. Помимо этого, в Евангелии голубь есть знаком Святого Духа, что сошёл на Иисуса на протяжении крещения в Иордане. К языковым ассоциациям, представленным в цикле, возможно отнести противопоставление «царевать» – «горевать», «жизнь» – «смерть» (стих первое), «земное» – «божественное» (стих 5). В цикле обширно представлены культурологические ассоциации: тут каждое стих наполнено знаками православной культуры и вызывает в сознании читателя рождение ассоциативных последовательностей, которые связаны с традициями и православными праздниками: «Пасха» – «праздник Троицы» – «Иоанн Богослов», «Иверская икона богородице » – «червонное сердце» и др.
К факторам текстообразования Н.С. Болотнова относит не только его миропонимание и личность создателя, каковые определяют его выбор языковых средств текста, метод их комбинирования, включение в текст главных тематических групп и слов слов, использование определенных стилистических приемов, но и ассоциативные нормы, на каковые прямо либо косвенно (интуитивно) ориентируется создатель, создавая произведение. Под ассоциативной нормой «понимается ядерная часть коллективного ассоциативного поля, распознанная в свободном ассоциативном опыте либо отраженная в ассоциативных словарях» [16, с. 32]. В произведениях различных авторов на одну тему возможно заметить общность ассоциаций, актуализирующих одну цветовую, звуковую либо иную картину. Так, к примеру, в творчестве многих поэтов возможно отыскать ассоциации сна и зимнего затишья: «спит лес под сказку сна» (С. Есенин), «ветер спит, и всё немеет» (А. Фет), «чёрный лес что шапкой принакрылся чудной и заснул под нею прочно, непробудно…» (И. Суриков), «дремлют твои сёла под песни метели, спят в снегу одинокие ели» (И. Бунин).
есть ли ассоциация, позванная тем либо иным стимулом, типовой и может принимать во внимание ассоциативной нормой, либо же она относится к личным реакциям, узнается на протяжении ассоциативных опытов, в то время, когда частотность каждой ассоциации, актуализировавшейся в сознании участников опыта при восприятии стимула, определяется статистическими способами. Ассоциативные нормы в текстовой деятельности имеют нежёсткий темперамент и отличаются вариативностью и субъективностью; ассоциации авторов, довольно часто новые и неповторимые, связываются с творческим воображением и мотивируются эстетической задачей. Но, как утверждает Н.С. Болотнова, «возможно сказать и о наличии типовых для носителей определённой речевой культуры ассоциаций, входящих в ядерную часть ассоциативных полей главных слов в тексте» [там же, с. 33]. К слову-стимулу «август», к примеру, типовыми ассоциациями являются реакции «лето», «лев», «урожай», «яблоки», «звёзды», «звездопад»; второй ярус ассоциаций к нему имеет историко-культурную окраску: «Рим», «Цезарь», «путч» и др. Такие ассоциации укореняются в языковом сознании носителей определённой культуры, но в ХТ они помогают только для создания и ассоциативного развёртывания особенного художественного мира, окрашенного авторской субъективной модальностью. Так, к примеру, в стихотворении М. Цветаевой «Август – астры…» на фоне типовых ассоциаций мы видим и новые: «астры», «рябины и грозди винограда старой», «месяц поздних поцелуев, молний и поздних роз поздних». Типовая ассоциация со звездопадом в личном авторском сознании гиперболизируется до «звёздных ливней». Звучание «август» рождает ассоциации и с именем древнеримского императора, о чём говорит два раза использованное слово «имперским». В поэтическом мире М. Цветаевой концепт «имя» занимает особенное место: это не просто наименование человека либо предмета, в противном случае, что определяет нрав и судьбу и является способом постижения сущности вторыми субъектами (так, к примеру, восемь раз видится слово «имя» в «Стихах к Блоку» «Имя твоё – птица в руке…», где анализируются авторские ассоциации к фамилии «Блокъ»; такому анализу подвергается собственное имя в стихотворении «Кто создан из камня, кто создан из глины»: «… мне имя – Марина, я – временная пена морская», а в «Повести о Сонечке» находим чёрта героини: «Сонечка Голлидэй: это имя было к ней привязано – как бубенец!» и т.д.). В.А. Пищальникова пишет: «Концепт включает в себя все, что индивид знает и думает о той либо другой реалии действительности: понятие, визуальное либо сенсорное представление, эмоции, ассоциации и в качестве интегративного компонента – слово» [94, с. 102]. Как и во всяком концепте, в концепте «имя» наличествует ассоциативный пласт, что актуализируется в стихотворении М. Цветаевой: поэтесса склонна видеть общее в явлениях и предметах, носящих одно имя. В целом стих «Август – астры…» рождает у читателя тёплые и романтические ассоциации, не лишённые, но, грустной нотки, которую привносит мотив окончания как благословенного лета, так и чего-то не связанного с сезоном (троекратный повтор слова «поздних»). Возможно, август для поэтессы – это ещё и время разлук. Следовательно, ассоциат «разлука», не вербализованный в тексте, возможно отнести к имплицитным.
В теории текстовых ассоциаций ассоциативному слою художественного концепта придаётся особое значение, потому, что его обнаружение имеется метод постижения плана автора, о чём пишет Н.С. Болотнова: «Выявляя ассоциативный слой концепта, репрезентированного в тексте, исследователь опирается не только на личные ассоциации, интроспекцию и интуицию, но и на коммуникативные сигналы, имеющиеся в самом тексте, на совокупность отражённых в нем регулятивных средств, управляющих познавательной деятельностью читателя» [19, c. 75].
Т.Е. Яцуга среди регулятивных средств текста выделяет ассоциативно-образные цепочки, в состав которых входят «ассоциативно родные образы, фокусирующие внимание читателя на узловых «звеньях» текстового развертывания» [126, с. 60]. Эта регулятивная структура, согласно точки зрения автора, имеет иерархический темперамент и включает реакции на макрообраз текста, а также вынесенный в заглавие либо актуализированный доминантной лексической микроструктурой ХТ через главные слова, каковые дополняются автосемантичными лексическими микроструктурами. К примеру, в стихотворении З. Гиппиус «Банальностям» Т.Е. Яруга выделяет ассоциативно-образную цепочку: банальности – ветхие созвучья (сады с оградой узкой, роза с мечтой, сны весны, тень с сиренью) – рифмы – жёны – вечные слова. Текстовые ассоциации наполняют слово «банальности» новым хорошим звучанием и приводят к его пониманию в значении «вечных истин». Так, Т.Е. Яруга говорит о том, что ассоциативно-образные цепочки приводят к разным приращениям смысла и направляют интерпретационную деятельность читателя.
Изучение художественного текста на уроках русской литературы | Видеолекции | Инфоурок
