Двойственность типов культур не имеет возможности не отражаться в структуре науки, порождая проблему различения наук.
Постановка неприятности различия «наук о природе» и «наук о духе» в первый раз была осуществлена во второй половине XIX века и в собственности неокантианцам Вильгельму Виндельбанду, Генриху Риккерту и представителю “философии судьбы” Вильгельму Дильтею. Накопленные с того времени доводы в пользу обособления двух типов научного знания выглядят приблизительно так.
Объяснение — познание. Науки о природе исходят из того, что Природа для нас имеется что-то внешнее, материальное, чуждое. Ее явления безгласны, немы и холодно равнодушны по отношению к нам. А сведение явлений природы к их законам и причинам существования имеется объяснение — основная и определяющая познавательная процедура в науках о природе. Науки о духе, наоборот, имеют дело с предметом не внешним, а внутренним для нас. Явления духа даны нам конкретно, мы их переживаем как собственные, глубоко индивидуальные. Исходя из этого дела человеческие подлежат не столько объяснению, сколько пониманию.
Как раз исходя из этого истины в науках о природе доказываются: объяснение одинаково для всех и общезначимо. Истины же в науках о духе только истолковываются, интерпретируются: мера понимания, чувствования, сопереживания не может быть однообразной.
Генерализация — индивидуализация. Вторым значительным основанием выделения специфики наук о природе и наук о духе являются изюминке способа изучения. Для первых характерен способ “генерализазующий” (выделяющий общее в вещах), для вторых — “индивидуализирующий” (подчеркивающий неповторимость, уникальность явления).
Цель наук о природе — найти общее в разнообразных явлениях, подвести их под единое правило. И чем больше разных объектов подпадает под отысканное обобщение, тем основнее этот закон. Простой камень либо целая планета, галактика либо космическая пыль — различия несущественны, в случае если речь заходит о формуле закона глобального тяготения: она однообразна для любых аналогичных объектов. На поиск таких универсальных обобщений и ориентированы естественные науки. Единичные объекты либо отдельные особи не имеют для них значения.
Гуманитарная наука, если она желает оставаться как раз наукой, кроме этого обязана искать общее в объектах собственного изучения и, следовательно, устанавливать неспециализированные правила, законы. Она это совершает, лишь очень необычно. Так как сфера ее компетенции — человек. А последний, как бы он ни был сир и убог, все же имеет в культуре большее значение, чем какой-нибудь электрон для физика-экспериментатора либо бабочка для энтомолога. Исходя из этого пренебрегать его индивидуальностью, отличиями от вторых людей запрещено кроме того при установлении неспециализированного правила либо закона. Общее в сфере гуманитарной действительности, очевидно, также имеется. Но оно должно быть представлено только в неразрывной связи с личным.
Так, способ наук гуманитарных противопоставляется способу наук естественных. Они по отношению друг к другу противоположны. Одни нацелены на индивидуализацию, другие на интеграцию.
Отношение к сокровищам кроме этого различно у двух групп обозначенных наук. Сокровище — публичная либо личная значимость для человека тех либо иных явлений природной и социальной действительности. Это смогут быть и конкретные предметы жизненного обихода (пища, кров, достаток), и высокие совершенства хороша, справедливости, красоты и пр. В науке, допустим, высшей сокровищем возможно смело объявлять истину.
Из этого тождества видно, что ценности в науках о природе и в науках о духе являются диаметрально противоположными, кроме того в способах их разграничения. Так, разграничение сокровищ в гуманитарных и естественных науках происходит сокровище «вызывающим большие сомнения» (в научном замысле) методом их обоснования. Сущность в том, что строго теоретически обосновать выбор человеком тех либо иных сокровищ нереально (не смотря на то, что иногда и весьма хочется), потому что для однозначной оценки той либо другой ценности отсутствует какая-либо объективная неспециализированная норма. Таковы все суждения, в которых оперируют понятиями «лучше», «прекраснее», «честнее» и т.д. Они не подлежат проверке на истинность, потому, что апеллируют к людским сокровищам, достаток которых вечно, а выбор во многом произволен. Естественные науки добровольно принимают “диктатуру фактов”, каковые должны отыскать собственный объяснение совсем независимо от каких бы то ни было приоритетов и предпочтений познающего субъекта. Умение разбирать мир в его собственной законосообразности и логике, видеть мир таким, “каков он имеется сам по себе” — наиболее значимое преимущество естествознания. Гуманитарные же науки раскрывают не только то, что в социальном мире реально имеется, но да и то, что в нем должно быть. Исходя из этого ценностная составляющая знания оказывается значительной по большей части для гуманитаристики. Из естествознания сокровища настойчиво изгонялись. Но, как продемонстрировало развитие событий в XX в., и естественные науки не вправе вычислять себя всецело свободными от сокровищ. Не смотря на то, что, само собой разумеется, влияние последних на естествознание значительно меньше и далеко не так разумеется, как в области знания гуманитарного.
Антропоцентризм. Из признания ценностной природы гуманитарного знания вытекает и ряд других серьёзных следствий для неприятности различения гуманитарных и естественных наук. В частности, естествознание израсходовало много упрочнений, дабы избавиться от свойственного ему на первых порах антропоцентризма — т.е. представления о центральном месте человека в мироздании в целом. На таком фоне настоящее утешение и нужную дозу самоуважения доставляют человечеству только гуманитарные науки. В них человек так же, как и прежде находится в центре внимания, представляет собой важнейший объект и главную ценность интереса. Гуманитарное знание антропоцентрично по определению. Так, и в этом случае имеет место тождество, из которого конкретно видно, что науки о природе отрицают антропоцентризм, тогда как науки о духе включают антропоцентризм в явном виде.
Идеологическая нейтральность — нагруженность. Еще одним серьёзным следствием ценностной деформации научного знания есть его идеологическая нагруженность. Теоретическое знание, в котором представлен тот либо другой социально-групповой интерес, именуется идеологией. Идеология не тождественна науке, но частично с ней сходится, поскольку применяет знание теоретического, научного уровня. Расхождение же между ними лежит в области задач и целей: наука ищет истину, идеология пытается обосновать и оправдать какой-либо социальный интерес.
А потому, что истину в области обществознания ищут в полной мере конкретные представители определенных социальных групп (наций, классов и пр.), то происходит взаимоналожение научных и идеологических устремлений. И гуманитарные науки нечайно выясняются идеологически нагруженными.
В естествознании картина другая. Его объект — мир природы — по счастью, не есть полем столкновения противоречивых публичных заинтересованностей. И его конечные выводы фактически не затрагивают интересы соперничающих социальных групп. Исходя из этого естественные науки идеологически нейтральны. А вдруг в них и представлен какой-либо социальный интерес — то, возможно, общечеловеческий. Так и тут имеет место двойственность идеологии. Но и в науке все же существует идеологическая нагруженность – различные научные школы имеют собственную идеологию.
Так, в следствии разделения наук о природе, наук о духе, появляются множество научных и духовных школ, любая из которых может иметь собственную идеологию. И в следствии мы возьмём множество малосвязных тождеств. Из этих тождеств нужно сделать вывод о том, что Идеология развития наук о природе и наук о духе должна быть Единой.
Из этих тождеств нужно сделать вывод о том, что Идеология развития наук о природе и наук о духе должна быть Единой.
Естественные и гуманитарные науки — Григорий Юдин
