Акара-огун и ламорин

Мне было нужно пробираться по туннелю около часа, и, в то время, когда камень вывел

меня на поляну, я поднял его с почвы и положил в охотничью сумку,—наученный

неприятным опытом, я твердо решил: постоянно держать и ружьё и сумку под рукой.

Чуть меня осветило солнце, навстречу мне ринулся человек по имени Ламорин,

заблудившийся, как скоро выяснилось, три года назад.

Увидев меня, он был рад до самого полного счастья, потому что жил в отечественном

городе по соседству со мной и замечательно не забывал меня. Обменявшись

приветствиями, мы поведали друг другу о собственных приключениях, и рассказ

Ламорина был куда печальней моего, потому что заблудился он весьма в далеком прошлом и .не видел

родного дома целых три года.

Мы вдоволь наговорились, а позже отправились в путь и скоро подступили к

широкой реке. Чуть мы вышли на берег, яам встретился гигант с сумкой в

левой руке и совсем обнажённый. А в правой руке гигант держал голову льва и

аппетитно обсасывал ее на ходу. Встретившись с нами, он отбросил львиную голову прочь

и устремился нам навстречу, а Ламорин испу ганно крикнул мне, что нужно

удирать. Я задал вопрос, его из-за чего, и он торопливо заявил, что великана кличут

Ийамба, либо Бе-дун, взрастившийБезжалостную Погибель на ниве Безжалостного

Голода. И вот мы пустились наутек, а гигант ринулся за нами в погоню.

Скоро я утратил из виду Ламорина, да и шум погони стих у меня за спиной,

исходя из этого, прихватив ружье с охотничьей сумкой, я быстро вскарабкался на

дерево, дабы пристально оглядеться и чутко прислушаться.

Мало погодя из пальмовой чащрбьг выбрался Ийамба, я, в то время, когда он

подошел ближе, я услышал раздраженные причитания, каковые звучали так:

Бедный я, голодный и несчастный гигант, эти сочные личинки ухитрились

удрать, чем же мне заполнить вакуум в животе? Причитая, он поднял голову и

внезапно заметил на дер.еве меня. Прожорливой эйфории его не было предела! Он

проворно протянул вверх собственную долгую руку, сдернул меня с ветки, кинул в

сумку и отправился куда-то-по своим великаньим делам. Я не сопротивлялся, но

ружье мое было при мне. Надежно зарядив его, я обстоятельно прицелился, и

мои выстрел разнес гиганту голову. Так избавил я мир от гиганта по имени

Бедун и, в то время, когда он умер, принялся кликать Ламорина. Тот не замедлил,

прибежать и, заметив, что мёртвый Бедун распростерт, как будто бы огромное

бревно, на земле, горячо поздравил меня с великой победой.

Ночевать мы отправились в дом, выстроенный рядом Ламорином,

но, чуть у нас приспел ужин, к нам явился высокий незнакомец и, сев без

приглашения за стол, мигом расправился со всей отечественной едой. Мне сходу стало

ясно, что это гомад, а в то время, когда он беспардонно съел отечественный ужин, я схватил

разбитый горшок, заменявший нам плиту, и треснул инопланетянина по голове. Он

удрал с жалобными криками за дверь, и шаги его скоро заглохли в негромкой

вечерней тьме.

Ночью никаких происшествий не произошло; а утром, в то время, когда м,ы решили

отправиться по окончании завтрака на охоту и вышли из дома, обнаружилось, что

черепки горшка, что я нахлобучил на голову вчерашнему о:бжоре, тускло

поблескивают в нескольких шагах от крыльца на вершине дерева; много

подивившись этому событию, мы разошлись в различные стороны на поиски

добычи.

Мин. через десять я увидел огромное дерево с просторным дуплом у

почвы и, с опаской посмотрев в том направлении, заметил, что в том месте спит одноногий гомид; а

костыль его был прислонен к дереву. Подхватив костыль, я желал спрятаться,

дабы взглянуть, как гомид будет вести себя, в то время, когда проснется и увидит

пропажу; но, чуть я дотронулся до палки, раздался громкий сигнал

тревоги, и гомид мгновенно проснулся. Проснулся-то он мгновенно, да я все же

успел отскочить с палкой в сторону и, свора на расстоянии нескольких шагов,

звучно расхохотался, потому что слабость гомида показалась мне весьма забавной.

Он продолжительно упрашивал меня вернуть ему костыль, но я ответил, что вьпголню

его просьбу лишь в обмен на какое-нибудь Охотчничье заклинание. Тогда

гомид сообщил:

— Я Арони Одноногий, и зло во мне столь же неисчерпаемо, сколь

безбрежно добро; когда-то я был весьма самонадеян и восстал против Господа,

не смотря на то, что умный король Соломон всячески предостерегал меня. Он был

прав—наглость моя понесла наказание, и вот уже восемьсот лет живу я в обличье

одноногого гомида, но измениться до сих пор не смог, и мне предстоит

принять муку от Смерти, чье жилище находится в небесах, и только затем

будет снято с меня наказание. Дай же мне костыль, человек, потому что путь мой

далек и тяжёл, а вместо ты возьмёшь охотничий дар.

Я дал Арони костыль из сочувствия к его нелегкой судьбе и взял в

презент Волшебный охотничий порошок.

Им нужно только присыпать следы, покинутые зверем, и тот быстро

возвращается, дабы принять смерть на собственных посыпанных волшебным порошком

следах. Порошок действует безотказно—я много раз контролировал его,—но

сейчас пользуюсь им весьма редко, дабы он не кончался у меня как возможно

продолжительнее.

Чуть успел я расстаться с Арони, либо, вернее, мин. через пять по окончании

отечественного прощания, мне встретилось необычнее-шее существо не выше двух

футов ростом и с одним глазом совершенно верно в середине груди, но с двумя

рогами и головами—по одному рогу на каждую голову. Существо это культурно

ответило на мое приветствие, не смотря на то, что слов его мне разобрать не удалось, потому что

сказало оно сходу обоими ртами и отнюдь не в один голос. Тогда я задал вопрос

его: Откуда идешь ты, путник, и куда?, но существо, вместо того дабы

ответить мне, вскрикнуло: А из-за чего, фактически, тебя интересует моя

персона?

Решив не кривить душою, я открыто сообщил: Да разве возможно не

заинтересоваться двухфутовым существом с двумя головами?—и услышал таковой

ответ: Воистину запрещено, потому что у меня и правда две головы при двухфутовом

росте, а имя мое — Курум6ете, живущий по ту сторону небес. Я один из

первозданных ангелов, ласково любимых Господом, но мне не нравились пути Его,

и я всегда предавался беспутству на небесах. Сперва Господь прощал меня,

но, увидев, что я неисправим, предал в руки Сатане для семилетнего

наказания, и ровно семь лет было нужно совершить мне в Аду. По завершении

семилетнего срока я возвратился на небеса, но Господь, прозревая предстоящее

беспутство мое, сурово сообщил: Так ты собирается в дальнейшем строптивиться предо

Мною, жалкий муравей? Тебе забылись грозные слова: …Не соблазняй Господа

всевышнего твоего, беспутньгй комар? Поживи же с раздвоенной головой, лишившись

единства мыслей в себе, и определи на своем опыте, каково было нужно

гордецам из Вавилонской Башни, в то время, когда я наказал их за наглость смешением

языков. К тому же я со-.шлю тебя в Лес Тысячи Духов, и ты будешь скитаться

в том месте по диким чащобам, пока сын человеческий не посыплет обе головы твои

единой горстью первородной земли.

И с того времени скитаюсь я по диким чащобам Леса Тысячи Духов, о

добропорядочный охотник. Спаси же меня, посыпав мне головы почвой, потому что я до

изнеможения устал от бесплодных скитаний. Сжалившись над падшим ангелом,

посыпал я обе головы его первородной почвой, и он в тот же час же превратился в

камень, что будет недвижимо лежать на лесной поляне до скончания века.

Эта и подобные ей встречи стали причиной тому, что гомиды повывелись в

окрестностях моего временного жилища, и я имел возможность свободно заниматься

собственными делами. в один раз, пробираясь по лесу, я встретил на диво красивую

даму, мгновенно зажегшую во мне пяамя страстной любви. Я поприветствовал

ее и взял учтивый ответ, но на мой вопрос, из-за чего ей приходится

бродить тут в одиночестве, она не ответила. Тогда я сделал ей предложение

стать моей женой и получил отказ. Я принялся уговаривать ее, я продолжительно просил

а также умолял—тщетно. Разгневавшись, я начал ей угрожать, я сказал, что

пристрелю ее, если она откажется выйти за мч-ня замуж, но мои угрозы

лишь рассмешили ее. Отчаившийся, сорвал я с плеча ружье и

выстрелил в непреклонную обидчицу—ружье мое только чуть слышно и скон-фуженно

кашлянуло, а заряд бессильно упал к .моим ногам. Дама окинула меня продолжительным

взором и, зловеще помолчав, проговорила: Знай, несчастный, что лишь

жалость моя спасла тебя на данный момент от смерти. Вот уж чего в ней не было, на мой

взор, так это жалости, и я заявил, что мне равнодушна моя будущее, потому что я

все равно погибну, в случае если утрачу ее, а она без звучно отвернулась и отправилась собственной

дорогой.

Но любовь моя властно отправила меня за ней следом— я нагнал ее и,

обняв за талию, насильно остановил. В то время, когда же она превратилась в дерево, я не

отпустил и дерево, потому что дама эта завлекала меня больше жизни. Спустя

мгновение дерево стало антилопой с ярко мерцающими рожками — я ласково

прильнул к ее грациозной шее, и, почувствовав, что ей не вырваться, антилопа

обернулась жарким огнем, но любовь моя полыхала жарче любого огня, и я

остался невредим. Многие обличья принимала лесная незнакомка—преобразовывалась и

з огромную птицу, и в струящуюся воду, и в ядовитую змею, но я не

производил ее из собственных объятий, и наконец она опять обернулась красивой

дамой, взглянуть на меня с ласковой ухмылкой и радостно сообщила: Сейчас я

вижу, что ты полюбил меня непритворно, бесстрашный охотник, и согласна стать

твоей женой.

Так сделались мы женой и мужем, а обвенчал нас Ламорин; я устроил

пышное празднество, и оно продолжалось большое количество дней подряд, потому что, в то время, когда духева

выходит замуж за человека, земли и жители неба пируют и радуются до упаду.

А Ламорин остался моим ближайшим втором — отечественную дружбу не осла.била

кроме того моя женитьба,—и вот в один раз мы отправились вдвоем на охоту. Охота отечественная

была успешной и продолжительной, так что мы задержались в лесу до наступления ночи, а

охотничьих ламп в тот раз из дому не захватили, потому что планировали вернуться

засветло. Лампы, но, были нам и не необходимы, потому что полная луна светила в

небе чуть ли не так же ярко, как полуденное солнце. Но ушли мы от дома

довольно далеко, и на обратном пути, нежданно утратив направление,

подступили к огромному утесу—он возвышался над лесными деревьями, как

деревья возвышаются над кустами. Утес был испещрен чёрными полукружьями

арок, за которыми угадывались просторные пещеры, и к каждой арке вела

ровная, как будто бы шоссе, тропа. Ламорин заявил, что желает заночевать в одной

из пещер, и, как я ни уговаривал его поостеречься, он настоял на своем и

скоро скрылся во тьме пещеры. А я залез на высокое дерево, устроился

эргономичнее и принялся замечать. Через некое время из пещеры,

облюбованной Ламорином, вынырнул устрашающего вида гигант с четырьмя

глазами, шестью руками и двумя острыми рогами на голове; а в руке он держал

тыквенную бутыль, наполненную до краев какой-то жидкостью, и запах ее—запах

свежей людской крови—устрашающе ударил мне в ноздри. А шестирукий

гигант подошел к дереву, на котором я сидел, отхлебнул из бутылки и

удовлетворенно сообщил: Благодарю вас, о всевышние, за человечину, отправленную мне

прямо в пещеру, и да повторится это благодеяние ваше еще неоднократно1

Больше я ничего с дерева не заметил и не услышал, а Ламорин так и не

показался наутро из пещеры. Да и на мой громкий зов он не отозвался, и тогда

я в кошмаре спустился с дерева, еще раз позвал его, опять не взял ответа и

помчался, не разбирая дороги, к себе, дабы поведать обо всем жене, Ну а супруга

моя, духева по рождению, сразу же осознала, в чем дело, и безрадосно сообщила:

Приятелю твоему выпала неприятная часть, потому что гигант, которого ты видел, зовется

Тембелеиуном а его старшего брата именуют Билиси, и живет он в Глубоком

болоте, где появилась моя мать. Тембелекун женился на моей младшей сестре, и

у них появился сын Хаос. Выросши, Хаос нанялся в прислужники к Сатане,

Властелину Преисподней, и я слышала, что он прославился в том месте, как

отличный работник, скоро взял увеличение и начальствует на данный момент над

истопниками, каковые поддерживают пламя в Адских печ.ах. Единственное, чгго

не нравится мне у работников Адских печей, так это их тёмная, как будто бы копоть,

дьявольская грубость и кожа, сравнимая только с грубостью мартышек. Меньше

говоря, мне думается, о любимый супруг мой, что Ламорин попал в руки

Тембелекуну, потому что данный четырехглазый гигант не ест ничего, не считая человечьих

голов, и утоляет жажду только человечьей кровью,— да, жалко, весьма жалко

бедного Ламорина. Выслушав жену, я залился горючими слезами, и надрывные

рыданья мои громоподобно раскатились по всему лесу, а неприятные стенанья,

как будто бы прерывистый вой смертельно раненного льва, разогнали испуганных

зверей и птиц на многие мили,—однако Ламорин безвозвратно погиб, и ничто

уже не имело возможности вернуть его к судьбе.

С того времени как мать вызволила меня из беды в яме для падали и я

повстречал Ламорина, мне на время забылся родной город, так что я кроме того

полюбил Ирунмале—Лес Тысячи Духов; а сейчас, по окончании смерти приятеля, меня снова

потянуло к родичам, и я начал подумывать о возвращении к себе.

Скоро произошло так, что, отправившись на охоту, я заметил в лесу чуть

заметную тропу и решил идти по ней до конца, куда бы она ни вела. Около

двенадцати часов дня тропа вывела меня к маленькой хижине, которая

показалась мне привычной, а в то время, когда я вошел в хижину и пристально взглянуть на

ребенка, сидевшего у окна, то мигом определил в нем собственного двоюродного брата,

потому что его папа, а мой дядя был младшим братом моей матери. Несказанно

обрадовавшись, выскочил я из хижины и гюбежал навстречу дяде, что уже

увидел меня, потому что трудился рядом на окровом поле, и торопился сейчас к себе.

Мы весело обнялись, и дядя в тот же час же принялся расспрашивать, где я

пропадал да что со мной приключилось, но я попросил его повременить и

быстро отправился за женой; а дядя заявил, что будет нас ожидать.

Вот отправился я за женой и мин. через десять заметил, что она сама

шагает мне навстречу. Я весьма удивился, потому что, уходя на охоту, покинул ее дома

и сейчас, внезапно встретившись с ней, обеспокоенно задал вопрос: Что ты тут

делаешь, дорогая женушка? Надеюсь, дома у нас все в порядке?—О любимый супруг

мой,—сообщила мне супруга,—единственный, желанный и горячо любимый муж! Вот

уж не ожидала, не гадала я, что нас поджидает столь скорая разлука. Мой взор

любовно провожал тебя, в то время, когда ты отправился на охоту, и я видела, как ты

подошел к маленькой хижине и встретил родичей. Духева из племени гомидов не

может жить с людьми, потому что помыслы ?;х выполнены зла. Так забери же эту

скатерть—мой прощальный дар,— и всегда, в то время, когда ты проголодаешься, она

накормит тебя. О родной муж мой, отечественная любовь была громадна, и мне думалось,

что нам суждено прожить совместно всю жизнь… но я горько совершила ошибку. Не

забывай же меня, любимый, до топ поры, как пропоет петух утром твоего

последнего дня,—родичи обязательно возвращаются к родичам, а потому прощай,

и да сопутствует тебе счастье, любимый!

Чуть супруга сказала собственные прощальные слова, из лесных зарослей внезапно

вышел могучий гомид, забрал ее за руку и сообщил: Пора возвращаться к себе,

сестра, в Глубокое болото, где живет вся отечественная родня. Больше я ни при каких обстоятельствах не

видел собственную красивую духеву-жену, но у меня остался ее презент—

скатерть, которая неизменно готова накормить, в случае если я того захочу, и меня, и

родичей, и гостей моих отборнейшими яствами.

По окончании ухода жены, грустный и одинокий, возвратился я в отечественное осиротевшее

жилище, собрал собственный имущество, накопленное за время скитаний, и перенес его

к дяде, а уж оттуда, мало отдохнув, перебрался к себе. Так завершилось мое

второе путешествие в Лес Тысячи Духов—поистине самый ужасный лес на земле.

Обосновавшись дома, я запрятал ружье и твердо решил больше ни при каких обстоятельствах не

охотиться; да и каждые другие рискованные фирмы продолжительно, весьма долго

вызывали у меня отвращение — тем более что мне и не требуется было сейчас

охотиться либо пускаться в страшные походы, дабы снискать себе хлеб насущный,

бо, распродав собственные трофеи, я стал самым богатым человеком в королевстве:

кроме того король был беднее меня. На этом завершается, как я уже сообщил, моя

вторая история, а потому, что и ночь прейдет скоро, давайте-ка распрощаемся,

приятели, дабы встретиться на следующий день — если вы захотите услышать о моих

предстоящих приключениях.

Акара Бирюзовая

Похожие статьи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Adblock
detector